— Это они себя так называют?
— Нет, на их языке название племени звучит несколько иначе: «йаммм». Такой жадный гортанный возглас. А мы для благозвучия смягчили это слово.
— И все-таки — что у них за секрет? Неужели нет никаких убедительных предположений?
— Пожалуй, логичнее всего такая гипотеза. На Авроре в давние времена уже побывали посланцы чужой звездной системы. Они решили помочь темным, невежественным дикарям, и те по сегодняшний день пользуются чудесными дарами пришельцев. Но от всех зорко их оберегают, убивают каждого, кто переступит какой-то определенный запрет…
— И Рей все-таки полетел к ним!
— Он правильно сделал. От этого места до границы зоны около двухсот километров. И до города еще пятьдесят. Но дело не только в расстоянии. Совет все равно не согласится посылать к аммам большую группу. Если один не справится, то и десяток ничего не сделает.
— Может быть, стоит еще раз связаться с ним? Уже столько времени прошло…
— Не надо. Он просил не беспокоить. А пока все в порядке — огонек, как видите, зеленый. Нет, не сомневайтесь, устройство очень надежное. Если Рей даже внезапно потеряет сознание, и то прибор сразу прореагирует. Это как в старой сказке, когда богатырь уходит в дальнюю дорогу и дома втыкает нож в стену: лезвие чистое, — значит, все хорошо, а покажется кровь — беда случилась…
На этом окончился мой разговор с Адой Штерн, черноглазой подругой Рея. По-шмелиному запел крошечный приемник на ее запястье, и мы услышали негромкий голос Панина. Он сказал, что задержится и, очевидно, надолго. Добавил, что ему не грозит никакая опасность и у него есть надежда раскрыть тайну аммов. Смита он все еще не встретил, но тот жив и где-то поблизости. А нас он просил не ждать больше и лететь в город.
И тут Аде изменило ее спокойствие, которому я так удивлялся. Она жалко, по-бабьи, всхлипнула и стала несвязно упрашивать Рея немедленно возвращаться. Мне показалось, что в мою сторону был брошен не очень-то благожелательный взгляд: принесла, мол, вас нелегкая на наши головы! И, поскольку мое присутствие при дальнейшем разговоре было явно излишним, я выключил диктофон и деликатно ретировался. Возвратился минут через десять. Ада сидела в кресле, и лицо ее было опять милым и спокойным, разве что под глазами легли тени. Увидев меня, она виновато улыбнулась.
— Простите, пожалуйста.
— За что? — удивился я.
— Я вела себя, как глупая девчонка. Совсем потеряла голову. Сказала Рею, чтобы он бросил вашего товарища на произвол судьбы. А потом сама захотела к нему. Спасибо, слушать не стал. Вам, наверное, очень стыдно за меня?
Я покачал головой:
— Не имею права судить о ваших поступках.
Что еще мог я ответить на прямой, обезоруживающий вопрос? Мы очень мало знакомы, между нами легла целая эпоха. И можно ли осуждать человека за то, что его тревожит судьба любимого? Люди всегда останутся людьми, во все времена, и никогда не постареет древнее, словно мир, чувство.
— Мы сейчас направимся в город, — объявила Ада. — О том, как им помочь, решать будет Совет.
Но я запротестовал. Казалось невозможным вот так просто сесть в ее вертолет, покинуть корабль, с которым связано все мое прошлое. И Ада неожиданно согласилась. Она сказала, что полетит пока одна, а за мной будет выслана более просторная машина.
Она распрощалась, и через несколько минут ажурная серебристая птица легко выпорхнула прямо из двери камеры. Я остался обдумывать случившееся, подводить итоги перегруженного событиями дня…
Но нет, анализом придется заняться в другой раз. Только что «Ульма» известила, что с юго-запада приближаются два больших вертолета, что мне надо готовиться к отъезду. Почему-то вдруг стало жаль умную машину с голосом погибшей женщины. Она успела проанализировать — в отличие от меня — содержание разговора с Адой и теперь делала очередной логический вывод. Что ж, прощай, старушка! Вряд ли тебе найдется место в этом мире, от которого мы так успели отстать…»
8. Снова Черный Шар
Он проснулся мгновенно, словно от внезапного окрика. Но вокруг было темно и тихо. Рука привычно согнулась в локте, светящийся циферблат остановился перед глазами.
Половина третьего. Много это или мало? Он долго не мог сообразить, что обозначают в действительности часовые стрелки. На Авроре, где время идет так непривычно, трудно отказаться от земного ритма. И обычное дело — взгляд на часы каждый раз превращалось для него в арифметическую задачу…