Я потер грудь. Эта мысль делала меня чертовски несчастным.
Я знал, что Хэдли не заинтересована в возвращении Скотта. Это было очевидно, но я также видел мать, которая готова на все ради счастья своих детей, и это безумно пугало меня. Хэдли призналась мне, что он настраивал собственную дочь против нее.
Отец Люси и Элая приводил меня в ярость. Не могу понять, как он мог разрушить то, что было у него с Хэдли. Казалось, этот человек не замечает совершенства в своих собственных детях.
Неужели он не понимал, что кто-то может взглянуть на то, что он разрушил, и безумно влюбиться в оставленные им осколки? Возможно, именно поэтому он был груб с Хэдли. Он понял это.
Только было уже слишком поздно. Я собирался сделать все, что в моих силах, чтобы показать Хэдли, что ей и ее детям лучше без него. Что я принадлежу им. Что они — все, о чем я мог только мечтать. Что часть меня всегда была рядом с ними, и это никогда не изменится. Единственное, что изменилось, — это мой взгляд на некоторые вещи.
Элайджа: Увидимся завтра, когда я вернусь домой?
Хэдли: Отличная идея. Люси не перестает спрашивать, когда мы снова увидимся с тобой. Она скучает по тебе.
Вспомнив, как мы остались наедине в салоне, как нежно и возбуждено она смотрела на меня, я сглотнул. Мне хотелось заключить ее в объятия прямо там, но я не хотел делать этого в первый же раз, когда мы остались наедине. Сколько бы ни мечтал о том, чтобы засунуть руку в ее джинсы и скользить пальцами по ее киске, пока она не кончит. Единственное, о чем я думал, — это доставить ей удовольствие. Она была совершенна, и я ничего так не хотел, как показать ей, насколько она заслуживает полноценной ночи в постели с кем-то, кто будет лелеять каждый дюйм ее кремовой плоти. Этим кем-то мог быть только я.
Успокойся, Элайджа.
Отлично, у меня была сильная эрекция. Это расстраивало. Я не знал, когда настанет подходящий момент показать Хэдли свои намерения. Она была нежной, ранимой из-за того, что ей изменили, и она была родителем.
Но все эти вещи только усиливали мое желание, я мечтал развратить её.
Блядь, да, я хотел развратить ее дух, разум и каждый сантиметр плоти.
Элайджа: А ты? Ты скучаешь по мне?
Хэдли: Да.
Одно слово, перевернувшее мой мир.
Глава двадцать девятая
Хэдли
— Почему на тебе платье?
Люси пялилась на меня, пока я возилась с бретельками своего желтого сарафана.
Я посмотрела на нее сверху вниз, а затем снова перевела взгляд на свое отражение.
— А чем тебя не устраивает платье?
— Ты никогда их не носишь, — сказала она, и меня охватило чувство унижения.
Ох, помадка. Если моя четырехлетняя дочь обратила внимание на то, что я приоделась, вернувшись с работы, и подумала, что это странно, Элайджа наверняка так же подумает? Я хотела выглядеть красиво, но не хотела, чтобы это было слишком очевидно. Я и так стеснялась своей груди. Я не могла надеть бюстгальтер с этим сарафаном, и после кормления грудью я чувствовала себя странно неуверенной, учитывая, что моя грудь была больше, чем все остальное тело.
— Мы все еще собираемся к Элайджи? — спросила она, нахмурившись.
— Да, мы все еще собираемся к Элайджи. — Я повозилась с подолом. — Ты права. Неразумно надевать подобный наряд на ночь глядя.
Люси подпрыгнула и улыбнулась.
— Нет, оно красивое. Ты красивая, мамочка! Думаю, Элайджи понравится.
Мои глаза округлились, словно блюдца. Тпру. Откуда это взялось? Моя дочь пугала меня. Возможно, она подслушивает гораздо больше наших с Оливией разговоров, чем я думаю.
— Почему Элайджи должно понравиться мое платье? — осторожно спросила я ее, желая понять ход мыслей дочери.
— Бабуля сказала, что ты ему нравишься.
— Она так думает?
Уверенный кивок.
— Она сказала, что я и Элай ему тоже нравимся, поэтому он проводит с нами время. Поэтому мы больше не общаемся с папой, потому что он тебе больше не нравится?
Мое сердце ухнуло вниз, я наклонилась к дочери.
— Люси, ты можешь видеться с папой в любое время, когда захочешь. Мама и папа не могут больше быть вместе. Это слишком тяжело, и мне от этого грустно. Я все объясню, когда ты подрастешь.
— Из-за папы ты часто плачешь. Я не хочу, чтобы ты плакала. — Слезы навернулись мне на глаза, я обхватила Люси руками и прижала ее к себе. — Мама?
— Что, Люси?
— Папа сказал, что однажды Элайджа перестанет быть нашим другом. Это правда?
— Надеюсь, этого никогда не случится, — пробормотала я.
— Я тоже. Не хочу, чтобы он перестал приносить мне всякую всячину.
Я застонала.
— Люси!
— Я возьму свое шоколадное молоко, чтобы поделиться с Элайджи.
Она отстранилась от меня, и я улыбнулась.
— Хорошо. Это отличная идея.
— Могу я взять с собой книжку-раскраску с пони, чтобы показать ему?
— Да.
— Могу я попросить его купить мне ещё одну машинку?
— Нет.
_______
— На тебе платье, — заявил Элайджа, как только открыл дверь.
Он с минуту смотрел на меня, прежде чем отойти в сторону, чтобы мы могли войти. Когда мы проходили мимо него, его пылающий взгляд впился в меня.
— Мама выглядит красиво, правда? — сказала Люси, неся сумку с подгузниками. Переступив порог, она бросила ее в прихожей с таким видом, будто ее работа была закончена. — Я тоже должна надеть такое!
— Ты надела его для меня?
Его голос звучал грубовато. Вопрос и то, как он его произнес, заставили меня задрожать.
Повернувшись к нему с Элаем на руках, я сделала вид, что не понимаю, о чем он говорит.
— Оливия заставила меня купить его... — Я окинула себя взглядом. — Мне не идет? О, помадка, я выгляжу ужасно, да? Мне не идут платья.
— Люси, твоя мама слепая, — сказал Элайджа Люси, а затем повернулся ко мне. — Ты великолепна.
Наклонившись вперед, он взял прядь светлых волос, свисавшую между моих грудей, и пропустил ее между своими длинными пальцами. Я затаила дыхание пока он не отстранился.
Люси прошла по коридору и заглянула в гостиную.
— Что случилось с рисунками?
— Я убрал их наверх, — сказал Элайджа. — Я заказал пиццу. Вы не против? — Он снова посмотрел на меня. Я кивнула, схватив Элая за руку, когда он потянул за бретельку моего сарафана. — У меня в квартире есть коробка пирожных. Если хочешь, я могу принести их...
— Да! Я хочу пирожные! — ответила Люси.
— У тебя есть миксер? — спросила я Элайджи.
Он почесал подбородок.
— Думаю, да.
Я зашла на кухню и убедилась, что у него есть миксер, после чего сказала:
— Я сейчас вернусь.
Элайджа остановил меня, когда я вышла в коридор. Я уставилась на него, словно на незнакомца, когда он протянул руки к Элаю. Мой взгляд переместился с его рук на лицо.
— Я могу его подержать.
— Уверен? — спросила я.
— Да. Тебя не будет всего пару минут. Я могу присмотреть за Элаем, пока Люси будет следить за мной, правда, Люс?
Люси захихикала.
— Правда.
— Она подскажет мне, что делать, — продолжил он, вызвав улыбку на лице Люси.
— Я могу это сделать!
Улыбнувшись, я передала Элая. Элайджа положил одну руку под ягодицы Элая и обнял его за спину, прижимая моего сына к груди. Элай уставился на Элайджи, а затем рассмеялся.
— Все не так уж плохо, — признался Элайджа.
Эти двое вместе. Огромный татуированный мужчина держит моего ребенка? Этот мужчина — Элайджа. Взрыв яичников.
______
— Уверен, что не хочешь, чтобы я его взяла? — спросила я Элайджи, ставя пирожные в духовку.
Он прислонился к стойке и наблюдал за мной, держа Элая на руках лицом вперед, чтобы он тоже мог наблюдать за мной. Люси рисовала в гостиной.
— Все будет в порядке, пока ему не понадобится грудь, — таков был грубый ответ Элайджи.