— К твоему предложению, посидеть с ребенком. Конечно, мы пойдем ужинать к твоей маме.
Я выдохнул с облегчением.
— Я могу справиться с ребенком.
Она засмеялась еще сильнее.
— Я могу признать тот факт, что ты добился значительных успехов, держа Элая на руках, но это не меняет того факта, что больше ты ничего не умеешь.
— Хорошо, покажи мне. Перестань давать ему сиську и дай мне бутылку.
Люси хихикнула, а Хэдли закатила глаза.
— Крошечные шажки, — напомнила она мне.
— Крошечные шажки, — полусерьезно согласился я. — Ребята, не хотите переночевать у меня дома?
Люси вскочила со своего места.
— Мы отлично повеселимся. Пожалуйста, мамочка?
— Ты знаешь, как мама устала, Люси? — Захныкала Хэдли.
— Ты можешь вздремнуть, когда мы приедем. А мы с Люси посмотрим фильм, прежде чем она отправиться спать.
— Можно я выберу? — спросила Люси.
_______
Несмотря на то, что я велел ей пойти прилечь, Хэдли боролась со сном, пока не рухнула на диван и не заснула раньше Люси во время просмотра фильма. Элай спал на моей кровати внизу. Я отнес Люси в единственную гостевую спальню, где была кровать. В будущем я позволю ей выбрать комнату, но только, когда буду уверен, что ее мать не кастрирует меня за то, что я предложил Люси поселиться в моем доме.
Но опять же, захочет ли Хэдли переехать куда-нибудь в будущем? Если да, то мне следовало спросить ее. Перепродажа дома может занять некоторое время.
Крошечные шажки, напомнил я себе.
Хэдли и дети были очень близко, но при этом казалось, что между нами гора. Когда человек знает чего хочет, он все делает для этого. До появления Хэдли в моей жизни я не понимал, как некоторые люди бросаются словно в омут с головой в отношения. Я не подозревал, что хочу жену и детей, пока не встретил ее, я ужасно скучал по ней каждую ночь, когда не мог быть с ней.
Я задержался и посмотрел на Люси, подоткнув одеяло ей под подбородок. В моем сердце что-то ёкнуло, и я точно знал, что это. Я любил ее и не раз ловил себя на мысли, что мне хочется, чтобы она была моей. Она была частью Хэдли, а я был их Элайджа. Я хотел стать их семьей. И только это имело значение. Меня до сих пор удивляло, как кто-то может воспринимать их как должное. Отвернувшись, я уже почти вышел из комнаты, когда услышал ее тоненький голосок, прошептавший:
— Спокойной ночи, Элайджа.
Я откашлялся, чтобы прогнать эмоции, забившие горло.
— Спокойной ночи, Люси.
— Я люблю тебя.
— Я тоже люблю тебя, воровка. И счастлив, что ты бросила свои чипсы в тот день. Благодаря этому я узнал вас, ребята.
— Ты — вор.
Она сонно захихикала. Через секунду она уже спала.
Выйдя из комнаты, я оставил дверь приоткрытой, чтобы свет из ванной, расположенной в другом конце коридора, проникал к ней. Завтра я куплю ей ночник.
Я остановился у входа в комнату и прижал руку к груди. Неважно, что слова Люси, скорее всего, были частью вечернего ритуала с Хэдли. Важно было то, что я мог обеспечить этих детей, и хотел это сделать. Я был чертовски рад, что мне выпал шанс полюбить их.
Спустя несколько минут я смотрел на Хэдли — такую маленькую и хрупкую. Она лежала, свернувшись калачиком, на диване. Я снова потер грудь, чувствуя себя бедолагой, который не может держать свои эмоции под контролем.
Я был потерянным. Я был чертовски потерянным.
Я подхватил ее на руки и отнес в кровать. Она проснулась и стала расспрашивать о своих детях, прежде чем заснуть рядом с Элаем.
Я не ложусь спать рано. Собственно, я вообще мало сплю — обычно мне хватало нескольких часов. Поэтому я спустился в подвал и возился с графикой на компьютере, негромко включив музыку, чтобы не разбудить их.
Не знаю, сколько времени я там просидел, но этого хватило, чтобы переключиться на рисование, когда по лестнице раздались неуверенные шаги Хэдли. Одной рукой она прижимала к себе Элая, а в другой держала бутылочку. Ее волосы были распущены, глаза полузакрыты, клянусь, она была самой лучшей — моим самым любимым зрелищем. Она остановилась передо мной и посадила Элая ко мне на колени. Я вытаращился на нее, когда она сунула мне в руку бутылку.
— Раз уж вы оба не хотите спать, то займитесь полезным делом.
Не сказав больше ни слова, она развернулась и побежала вверх по лестнице. Элай смотрел на меня так, словно был в таком же замешательстве, как и я. Мы смотрели друг на друга, пока я не решил устроиться поудобнее, держа его на руках. Прошло несколько неловких минут, пока я пытался устроиться поудобнее. Он смотрел на меня так же, как и я на него, словно мы пытались понять друг друга.
— Ну вот, — нерешительно сказала я ему. — Мы вроде как устроились поудобнее. — Я протянул ему бутылочку, и он медленно взял ее, не сводя с меня глаз. — Ты можешь расслабиться. Мы справляемся, — сказал я Хэдли, которая, судя по звуку ее шагов, так и не поднялась до конца. — Ты можешь прижаться к другому моему боку...
Она спустилась обратно.
— Ты рисовал? — тихо прошептала она, поднимая мою руку и прижимаясь ко мне.
Не думал, что она захочет присоединиться к нам, но я был рад, что она это сделала.
— Да, обычно я не ложусь спать до двух часов ночи.
— Ага, а мне ты постоянно говоришь, что нужно поспать, — пробормотала она.
— Это другое. Ты другая. Мне не нравится видеть тебя уставшей.
— Пойдем со мной в постель, пожалуйста?
Ее прекрасные голубые глаза затрепетали, глядя на меня.
Я поцеловал ее в лоб.
— Все, что тебе нужно было сделать, это попросить.
Глава тридцать четвертая
Хэдли
На следующий день мне позвонила мама Скотта. Она хотела, провести день с Люси и Элаем. Обычно я не отказываю им — за исключением того случая, когда Скотт набросился на Элайджи. Но когда я спросила Люси, хочет ли она пойти к ним, она не захотела. Я могла бы попытаться убедить ее пойти, но об этом не могло быть и речи, поскольку мы планировали поехать к маме Элайджи.
Оставался Элай, но я не могла избавиться от чувства тревоги, сжимавшего мои внутренности. Скотт и его семья были заносчивыми, грубыми и любителями посплетничать, одним словом они были ужасны. Потому что были грубыми снобами, которые любили сплетничать обо мне... Потому что не одобряли того, как я воспитываю детей и их раздражало, что я отказываюсь воссоединяться с их сыном, мне было очень трудно быть выше этого.
Элаю было пять месяцев. Он лишь раз оставался у них на ночь и несколько раз видел семью Скотта. Они не знали моего ребенка, но это была не моя вина. Меня пугало, как он будет себя чувствовал с ними?
Однако к одиннадцати часам они позвонили в больницу, что привело меня в раздражение. Даже Скотт вмешался. Мне казалось странным, что, когда они хотели увидеть детей, это должно было произойти немедленно. В конце концов, около полудня я сдалась, потому что они мешали мне работать. Мне было неприятно, что они устраивают подобное, когда я на работе. Мне пришлось позвонить родителям и сообщить им, что Скотт приедет и заберет Элая на ночь, через час они сообщили, что Скотт уговорил и Люси поехать. Нервы сдавали, я пыталась работать и не думать о своих детях, находящихся на чьем-то попечении. Я знала, что Люси не хотела ехать, когда звонила и спрашивала ранее об этом.
Потом мой папа рассказал мне, как вел себя Скотт, когда забирал их. Папа умел преувеличивать некоторые детали, особенно потому, что Скотт ему совсем не нравился. Чтобы пережить свою смену, я продолжала убеждать себя, что папа все выдумывает — что Люси хотела увидеть своего отца.
Самоуспокоение работало до тех пор, пока Скотт не позвонил в больницу за час до окончания моей смены. Деб вызвала меня в медпункт, с жалостью нахмурившись, когда передавала трубку. Первое, что я услышала, когда поднесла трубку к уху, это плач Люси. Я сразу же спросила:
— Что случилось?
— Люси рыдает без умолку. Я предлагал ей мороженое и все остальное, но она не умолкает. — Горечь в тоне Скотта выбила из меня часть тревоги и наполнила яростью. — Видишь, что ты наделала? Она не хочет иметь со мной ничего общего.