— Не снимай обувь для плавания, — сказала я ему.
— Вини в этом свою маму, Элай. Именно она хотела, чтобы мы отдыхали на пляже.
Я ущипнула Элайджу за руку, когда он это сказал.
Люси глубоко вздохнула.
— Соленая вода неприятна на вкус.
— Ты не должна её пить, — сказал Элайджа.
Она сердито посмотрела на него.
— Я ничего не могла поделать с тем, что вода попала мне в нос, когда волна сбила меня с ног!
Он засмеялся.
— Да, волна надрала тебе задницу.
— Ты даже не зашел в воду. Просто наблюдал. Я бы посмотрела на тебя там.
Она указала в сторону океана.
— Тогда пойдём. — Он встал. — Идем, Элай. Пойдем и покажем твоей сестре, как это делается.
Элай натянул ботинки и взял его за руку.
— Только по колено, ребята, и не дальше! — предупредила я их, глядя на Элайджи. — Подержи Элая, пожалуйста. И не надо так сильно дразнить Люси. Я и так волнуюсь...
Я наблюдала за тем, как Люси пошла к воде, и оглянулась в нашу сторону, чтобы посмотреть, идет ли Элайджа.
— Знаю, детка. Вот почему я иду с ней. Она хочет вернуться к воде, но я вижу, что она боится оставаться там одна. Она не зайдет глубоко.
— Сестренка боится? — спросил Элай удивленно.
— Пойдем. — Элайджа подхватил его на руки. — Эти волны — не шутка. Поэтому лучше не заходить одному. Она не столько боится, сколько умна...
Чем дальше он отходил, тем я меньше слышала, и я улыбнулась ему вслед.
Когда я посмотрела вниз, Джексон улыбался мне.
— Что? — ворковала я. Он засмеялся, когда я снова надела бикини на грудь. — Хочешь сказать ма-ма?
— Па-папа!
— Нееет! Ма-ма...
— Пааа-пааа.
Я рассмеялась.
— Ладно, предатель, поговорим, когда тебе понадобится еще молоко. Папа дает тебе молоко?
— Пааа-пааа.
Я взъерошила его темные волосы. Он был темноволосым и темноглазым, как и Элайджа.
— Теперь я знаю, что ты делаешь это специально.
Мы с Джексоном немного поиграли в песке, пока я наблюдала за тем, как они втроем играют в воде.
Скотт звонил Люси раз или два в год. Элай так и не узнал своего отца, поэтому, когда тот пытался поговорить с ним, ему было неинтересно. Каждый раз Скотт обвинял в этом меня, и на этом все заканчивалось. Мы уже некоторое время ничего о нем не слышали.
Лилли не доставляла мне проблем с ними. Думаю, в тот день она хотела лишь задеть мои чувства и напугать. Как и ее сын, она не находила времени, чтобы стать частью их жизни, но все равно винила в этом меня.
Они знали, где мы живем, и могли приходить к ним в любое время. И когда мы переехали в дом Элайджи, я сказала им об этом. В прошлом году мы снова переехали. Тот же город, только новый дом. Салон Элайджи, школа Люси и больница — именно поэтому мы остались в городе, ну и не стоит исключать тот факт, что наши родители будут рыдать, если мы переедем. Мы также рассказали Скотту и его родителям, где находится наш новый дом.
Насколько трудно поднять телефонную трубку и позвонить кому-то? Или приехать и повидаться с детьми, когда вы жили в одном городе?
Мне было жаль только моих детей. Я ненавидела, что они не видятся с отцом, хотя никто из них этого не хотел. Я знала, что все было бы иначе, если бы я простила Скотта. Он по-прежнему валялся бы на диване, пока я работала. Они, скорее всего, видели бы его каждый день, но я не могла представить их счастливыми, потому что они видели бы, как я пытаюсь быть счастливой с человеком, которому больше не могу доверять. Скотт до сих пор жил с родителями. Он больше не учился, но и не работал. Это заставило меня задуматься. Если бы я осталась со Скоттом, мои дети никогда бы не увидели, как на самом деле должны обращаться с их мамой. Они бы не узнали, каково это — рассчитывать на кого-то и быть рядом, несмотря ни на что.
Элайджа был отцом для всех моих детей. Они не называли его папой. Ну, Элай называл его папой, и я не была уверена, стоит его поправлять или нет, ведь он не знал никого, кроме Элайджи. Я видела, как блестели глаза Элайджи, когда он называл его папой, и это вызывало у меня очень много эмоций. После этого я перестала чувствовать вину.
Он любил их беззаветно, и когда я однажды поправила Элая, то увидела разочарование на лице Элайджи. Никто не был разочарован больше, чем я. Теперь, когда Элаю скоро исполнится пять лет, я села и поговорила с ним о Скотте и Элайджи. Я сказала ему, что все в порядке, если он хочет называть Элайджи папой. Я заплакала, потому что Элай плакал от счастья. Он думал, что все те разы, когда я поправляла его, когда он называл Элайджи папой, я разочаровывалась в нем. Он боялся, что я злюсь на него, и от этого я почувствовала себя самой плохой матерью на свете.
Я поняла, что Элайджа заслужил это, а Элай заслужил отца, который всегда будет рядом. После нашего разговора Элай весь день, называл его папой. Той ночью мой большой, злой муж плакал у меня на груди, он был очень счастлив.
Иногда мне казалось, что Элайджа забывал о том, что Скотт — часть Элая и Люси, и вспоминал об этом в редкие моменты, когда он звонил. Я не понимала, зачем Скотт звонил, ведь в основном он спорил со мной. Скотт имел наглость флиртовать со мной, зная, что я замужем, и Элайджа бы его прирезал, если бы он хоть раз моргнул в мою сторону.
За это я любила Элайджи больше всего. Его любовь ко мне не увядала и не ослабевала. Он был постоянен и верен даже спустя почти пять лет.
Люси постепенно превращалась в его женскую версию. Она увлекалась рисованием и уже мечтала зарабатывать на жизнь набивая татуировки. Поскольку ей было всего восемь, я не была уверена, что через десять лет она все еще будет так думать, но мне не терпелось увидеть.
Элай был более скромным и застенчивым, чем Люси. Я уже могла сказать, что он будет моим маленьким джентльменом. Он был таким милым и заботливым. Элайджа учил его открывать двери для всех в магазинах.
Я не хотела думать о том, какое внимание привлекали эти двое, когда гуляли вместе. А теперь появился еще один... Я посмотрела на Джексона, заснувшего в моих объятиях. Может, мне не стоит позволять этим троим выходить куда-либо без меня? Идея была заманчивой, но мой муж любил меня, и поэтому никто не мог его соблазнить.
Кроме того, я доверила ему своих детей. Безусловно, я каждый день доверяла ему свое сердце.
Мой отец не жаловался на то, с кем я встречаюсь или за кого выхожу замуж. Он не сказал ни одного плохого слова об Элайджи. Единственное, на что он любил жаловаться, —это татуировка в полрукава на моей левой руке и еще много других, которые, как ему известно, я сделаю.
Наверное, правду говорят: выбирай любовника с умом, ведь вы станете отражением друг друга. Я изменилась. Любовь к Элайджи сделала меня сильной женщиной, которая иногда ругалась, а он смеялся до слез. Я рассказывала ему о идеях для своих татуировок, и он рисовал для меня. Его извращенное увлечение жуткими вещами постепенно проникало в меня. Картина, которую он подарил мне целую вечность назад, висела в нашей комнате как доказательство этого. У нас был жаркий секс после того, как он признался, что картина была нарисована в память обо мне, потому что он не мог перестать думать о моих, как он выразился, текущих сиськах. Я с нетерпением ждала тех моментов, когда мы всей семьей садились и смотрели фильм, и того, что наступало после окончания этого ритуала, когда все засыпали... наши моменты.
Джексон проснулся как раз перед тем, как они втроем вернулись.
— Давай помочим его ножки в океане, а потом пойдем поедим. Элай голоден, — сказал Элайджа.
Джексон уже тянулся к отцу, когда тот наклонился и забрал его у меня. Он протянул мне руку и помог подняться. Он обнимал меня, пока мы шли к воде. Люси держала Элая за руку, пока мы стояли рядом, и смеялась, когда Джексон напрягся, как только его ноги коснулись волн.
Моя семья, была очень близка друг к другу и веселилась от души. Широкая спина Элайджи, согнулась, когда он вытирал ноги Джексона, а Люси и Элай смеялись над ним...
Ох, помадка.
Я снова влюбилась в Элайджи.
КОНЕЦ