— Ладно, неважно. Я даже не хочу знать, что написано в книге рецептов. Просто объясни, почему ты заставила меня выпить этот чай.
— Вполне возможно, что человек, похитивший Тауни и Райну, был связан с тобой.
— Что значит «связан со мной»? Как? — не поняла я.
— И почему? — поддакнула Оливия.
— Я не знаю точно, почему, но ты должна понять, что он тоже экстрасенс. И сильный экстрасенс. Поверь мне, дитя, ты не захочешь, чтобы он влез в твою голову.
— Так вот как я оказалась на Догвуд-роуд прошлой ночью? Потому что он забрался в мою голову, пока я спала, и говорил, что делать?
— Я не знаю, — ответила Бернадетт, вытирая подбородок. — Может быть, но не понимаю, как.
Бернадетт что-то недоговаривала, она знала больше, но по ее сжатым в тонкую линию губам, я поняла, она пока не готова объяснять.
Решив сменить тему, я спросила:
— Ты видела Тауни в своем видении? Или что-нибудь, что поможет нам ее найти?
Бернадетт дожевала и ответила.
— Боюсь, что нет. Эта дурацкая кукла Барби оказалась ловушкой. Как только я дотронулась до нее, сразу поняла, что попала в беду.
— Как это? — заинтересовалась Оливия, выхватывая из упаковки еще один ломтик ветчины.
Я достала еще одну салфетку и передала ее Оливии.
— Не думаю, что это твое дело, — огрызнулась Бернадетт. — Но хочу сказать, что эту куклу специально подбросили. Она не принадлежала Тауни. Полагаю, тот, кто положил куклу в комнату Тауни, намеревался заманить Давину в свою ловушку.
— Зачем ты вообще полезла в вещи Тауни? — недоуменно спросила я. — Мне казалось, ты против того, чтобы помогать нам.
Положив бутерброд с майонезом на столешницу, Бернадетт подошла к шкафу и взяла стакан, затем достала из холодильника кувшин с соком.
— После того как вы уехали...
— После того, как ты меня отравила, хочешь сказать? — уточнила я, пригвоздив ее взглядом. Я еще не готова простить. Возможно, даже никогда не прощу ее за эту выходку.
Бернадетт пожала плечами, потягивая сок. Когда стакан опустел, она наполнила его снова и заговорила.
— Любопытство взяло верх. Я подумала, что если мне удастся узнать о девчонке, найти ее, то убийца возможно снова покинет город.
— Ты уверена, что это был он? — нахмурилась я.
— Это был он, дитя. Перестань задавать вопросы, на которые ты уже знаешь ответ. Ты почувствовала его. Я точно знаю. К тому времени, как ты появилась, я уже почти умерла. Но, к счастью, он не мог одновременно удерживать меня и нападать на тебя. — Она поставила сок обратно в холодильник. — И это интересно. Теперь мы знаем его слабое место.
— Я не понимаю.
Бернадетт вытерла рот и снова взяла бутерброд, но так и держала его, не откусывая.
— Он единственный человек, который когда-либо превосходил меня. Единственный, кто смог одолеть твою мать, насколько я знаю. Но как бы мы ни старались найти Райну, нам и в голову не пришло отправиться в видение вместе. А зря. Может быть, сделай мы это, твоя мать осталась бы жива.
Никогда раньше не видела Бернадетт печальной, но мне показалось, что именно печаль отразилась на ее лице, прежде чем она запихнула в рот свой сэндвич. Мне пришлось отвести взгляд, пока она сосредоточенно жевала.
Оливия хихикнула, вероятно, прочитав мой язык тела, и спросила Бернадетт:
— Значит, если вы вместе попадете в видение, то сможете найти Тауни?
К моему отвращению, Бернадетт снова положила свой сэндвич на столешницу.
— Если бы я подумала об этом раньше, то да, теоретически двойная команда против него — это правильный подход. Но, к сожалению, для девочки уже слишком поздно. У нас недостаточно времени, чтобы восстановить силы, и чтобы я успела обучить Давину до того, как он убьет девчонку.
— Я отказываюсь с этим мириться, — заявила ей, обходя стойку и проходя на кухню. Достала две маленькие тарелки, передала одну Оливии, затем взяла сэндвич Бернадетт и бросила его на другую. — Я отказываюсь просто так позволить Тауни умереть.
— Смерть в данный момент неизбежна, — проворчала Бернадетт, перекладывая свой бутерброд на другую сторону стойки, рядом с Оливией. — Он уже все подготовил. К тому времени, когда в эти выходные взойдет полная луна, девочка будет принесена в жертву.
— Принесена в жертву? — пискнула Оливия. — Как в средневековом храме? На алтаре?
— Принесена в жертву в смысле мертва, девочка. Смерть — значит смерть. Причины, по которым он ее убьет, не важны. Важно то, что у нас нет времени на ее спасение.
— Может быть, мы не сможем спасти ее сами, — рассуждала я, наполняя раковину горячей водой. — И может быть, ты права, что я не готова встретиться с ним лицом к лицу. Но если мы сможем раздобыть хотя бы несколько подсказок, хотя бы одну, то, возможно, полиция сможет ее спасти.
— Ты такая наивная, дитя. — Бернадетт покачала головой. — Полиция, горожане, они не верят тебе. И не станут помогать.
— Вы ошибаетесь, — запальчиво проговорила Оливия. — Они могут не поверить вам, но поверят Давине. — Оливия указала на меня, ухмыляясь. — Большинство людей, во всяком случае. Даже те, кто говорит гадости за ее спиной, все равно останавливаются, чтобы послушать, когда она бьет тревогу. Они могут не понимать, как Давина делает то, что делает, как знает то, чего не должна знать, но слушают. Они слишком боятся последствий, если не прислушаются к ней. Она оказывалась права слишком много раз.
Бернадетт снова покачала головой.
— Боюсь, неважно, кто из нас прав. Нужно время, чтобы восстановить силы. После того, что только что произошло, — Бернадетт кивнула в сторону стеклянной стены, выходящей на задний двор, — нам с Давиной нужно время, чтобы прийти в себя. Перезарядить наши батарейки.
— Я не устала, — пробурчала я, вытирая столешницу. — Я чувствую... — Я не могла подобрать слово, чтобы описать свои ощущения. Я посмотрела на свои руки. И с удивлением поняла, что могу чувствовать свою кожу. Ощущать ее. Она была заряжена, как будто по ее поверхности проходил электрический ток. Я присмотрелась и увидела, что волоски на моих руках встали дыбом. Взглянула на свои ноги, согнув колени, чтобы подпрыгнуть на месте. Я стала легче. Как будто сбросила двадцать килограммов. Я обернулась к Бернадетт. — Я чувствую себя хорошо. Правда, хорошо. Как будто готова пробежать марафон.
Бернадетт положила свой сэндвич на тарелку, изучая меня.
— Ты должна чувствовать слабость. Даже головокружение. А еще сильный голод.
— Я не устала, голова не кружится и не хочу есть. На самом деле, вот... — Я протянула к ней руку ладонью вверх, ожидая, что она сама примет решение.
После долгого раздумья Бернадетт положила свою руку в мою.
Каким-то образом, инстинктивно, я впустила ее в свою голову, показав, что чувствую. Я наблюдала, как выражение ее лица менялось от скептицизма к недоумению, а затем медленно переходило к удивлению.
— Очень необычно. Кажется, ты совсем не пострадала. Но как?
— Точно не знаю. Но это то же самое воздействие, которое я использовала, чтобы оттолкнуть его, когда он пытался задушить меня иллюзией. Я просто мысленно представляю себе суперсилу, как в кино, и вуаля.