«Если хочешь отдать мне сердце свое, пусть это будет нашей тайной, чтобы мысли наши ни одна душа не могла ни узнать, ни разгадать».
Сердце Терезы забилось в смятении. Ведь это же признание в любви! Испуганно оглядела она комнату. Понимают ли и остальные? Кажется, нет! Брат сидел, погруженный в свои мысли, мать и старый духовник задремали.
Взволнованный мужественный напев зазвучал опять, но теперь едва слышно: «Если хочешь отдать мне сердце свое…»
Завороженная музыкой и взглядом музыканта, она почувствовала жизнь во всей ее полноте.
На другой день они встретились в парке. Композитор сказал, глядя куда-то вдаль:
— Я уже работал сегодня и никогда еще не чувствовал себя на таких вершинах. Все вокруг меня и во мне свет, чистота, ясность. До сих пор я был похож на ребенка из сказки, собирающего на дороге камешки и не видящего великолепного цветка, расцветшего рядом. Пять лет меня ослепляли своим блеском блестящие камешки, теперь я не знаю, смею ли я склониться к цветку.
Они долго гуляли в саду и наконец поведали липам на площадке «республики», что решили связать свою судьбу навеки.
После стольких тяжких сражений, после множества разочарований Бетховен наконец почувствовал дуновение покоя. Наконец он нашел ту, о которой просил судьбу! А счастье рождало решимость бороться со всеми невзгодами, посланными ему судьбой. В тот день он записал в своем дневнике:
«Твоя глухота теперь уже ни для кого не тайна — и в музыке тоже! Если Тереза знает о несчастье и ее не пугает будущее, что мне до остального?»
Но как после спокойного ожидания в «Аппассионате» возникают мрачные аккорды, так в его душе зародились темные предчувствия. Если их деревья оставались безмолвными при обручении, что скажут люди, и в первую очередь ее мать? Скорее всего, ее отношение будет неодобрительным.
После нескольких дней размышлений Тереза решила:
— Помочь нам может только брат. Он любит тебя, и, возможно, ему удастся уговорить маму!
Франц не показался слишком удивленным. Может быть, он понял тихую песню в тот майский вечер? Он сердечно пожал руку старому другу и поцеловал Терезу.
— Вы два лучших человека, которых я знаю! Какая бы это могла быть прекрасная жизнь! — произнес он горячо, что было совсем не похоже на него, «ледяного рыцаря». Потом лицо его стало озабоченным, и он задумчиво взглянул на сестру: — Ты не могла бы, Тереза, оставить нас наедине?
Когда сестра вышла, Франц некоторое время повертел в руках бронзовую фигурку Амура, взятую с маленького столика в своей комнате. Он явно взвешивал каждое слово.
— Я очень рад, Людвиг, что ты и Тереза… — начал он неуверенно. — Но я должен предупредить тебя, что будут трудности.
— Я знаю, друг! Короче говоря, я не дворянского происхождения! — с горечью сказал композитор.
Брунсвик пожал плечами и пробормотал:
— Это все предрассудки! Глупость человеческая! Я на такие вещи просто плюю, но мать, сестры…
— Тереза только на пять лет моложе меня. Может быть, ей уже можно позволить решать самой? И мне нужна только она. Никакого имущества, никаких денег.
— Да, конечно, — печально кивнул головой Франц. — Но ты не представляешь себе, как сильна любовь моих сестер друг к другу. Тереза никогда не отважится на разрыв с семьей. И ты учти, что Шарлотта вышла замуж в семью Телеки. Это знатная венгерская фамилия, владеющая сейчас половиной венгерских земель.
— Достаточно, Франц! Ты хочешь сказать, как я понимаю, что Тереза не для меня!
— Нет, — нерешительно возражал Франц. — Я хочу только сказать, что понадобится немало времени, чтобы подготовить родственников…
Решительный голос снова прервал запинающуюся речь молодого графа:
— Сообщи тогда своим почтенным родственникам, что человек, по имени Бетховен, осмелился претендовать на руку твоей сестры. И растолкуй им, что его имя значит больше, чем знатное происхождение. Я подожду вашего решения. Подожду из любви к Терезе! Но не здесь! Могу ли я просить тебя одолжить мне экипаж до Пресбурга завтра утром?
Огорчение отразилось на полном лице уравновешенного Франца.
— Людвиг, ты не можешь уехать так неожиданно!
— Тереза поймет, что я не могу дожидаться здесь у дверей, как нищий. Нашу любовь не сломит ни время, ни расстояние. Ты тоже убедишься в этом. А до остальных нам нет дела! Я буду тебе очень признателен, если ты поможешь мне уехать отсюда завтра как можно раньше!
В середине следующего дня он уже был в Пресбурге. Отпустив кучера Брунсвиков и щедро вознаградив его, Бетховен задумался: что же делать дальше? Возвращаться в Вену?