Ларри открыл дверцу машины и Макс Стоун сел рядом с ним.
— Ты опоздал! — не здороваясь, проворчал он. — Почему?
— У меня была еще одна встреча, — машина стремительно понеслась по улице; Ларри старался наверстать упущенное время.
— Ты что, с ума сошел? Это тебе не гоночный трек «Индианаполис»! — Стоун вытащил из кармана сигару.
— Ты же спешишь, — ухмыльнулся Ларри.
Стоун пробормотал что-то невнятное, закурил сигару от золотой зажигалки и пустил дым.
Пешеход на тротуаре отскочил назад, так резко повернул Ларри на перекрестке. Обескураженный мужчина погрозил удалявшейся машине кулаком.
— Не сходи с ума, — посоветовал Стоун Ларри. Последние дни он стал особенно раздражителен.
— Что нужно от нас Лагане? — спросил Ларри.
— Недоволен фиаско с Бэньйоном, — ответил Стоун. — Для тебя будет лучше, если говорить с ним буду я.
— Обойдется… Я и сам за себя постою, твоя помощь мне не нужна. Что он себе думает, собственно говоря? Что я должен мухобойкой ухлопать человека?
— Проклятье, — проворчал Стоун. — Все дело в том, что тебе не удалось убрать его — с мухобойкой или без нее. Ну, об этом нет смысла говорить сейчас, подождем, что скажет он. — Стоун перекатил сигару в другой угол рта. Беспредметные размышления ему претили, он был человеком дела и считал, что настало время действовать и действовать решительно! Но Лагана сказал «нет». Возможно, у него свои соображения, а, может быть, он стал стар и у него просто сдали нервы.
Ларри остановился перед большим серым жилым домом Стоуна на Вельнут-стрит. Оставил ключи в машине и велел управляющему присмотреть за ней. Стоун шагал по залу, устланному коврами, своей характерной походкой: быстро, смотря прямо перед собой, слегка выдвинув вперед голову и плечи, точно приближаясь к противнику. Он занимал в доме два верхних этажа, в каждом из которых было по семь комнат. Верхний этаж был отведен под служебные помещения и для приема посетителей, в нижнем — жилые комнаты.
Стоун и Ларри поднялись на лифте. Алекс, тень и слуга Макса, принял их шляпы и пальто.
— Ко мне придут двое для игры в покер, Алекс, — сказал Стоун и провел рукой по редеющим волосам. — У нас дома достаточно выпивки?
— Да, конечно!
— Я спрашиваю о французском коньяке. Будет судья МакГроу, а он ничего другого не пьет, ты ведь знаешь, — он бросил взгляд на часы. — Майк опаздывает! Мы рискуем головой, чтобы прибыть сюда вовремя, а он опаздывает! Мы рискуем головой, чтобы прибыть сюда вовремя, а он опаздывает!
— Что ты будешь пить? — спросил Ларри, который привык чувствовать себя здесь хозяином.
— Виски с содовой, мне нужно поднять настроение. — Стоун подошел к стеклянным дверям, выходившим на террасу. Отсюда открывался вид на город с его лабиринтом улиц и шумным движением. Он глубоко вздохнул. Перед ним был город, который он держал в железных тисках…
— Это ты, Макс? — спросил высокий голос из соседней комнаты.
— Да, со мной Ларри.
Из столовой вышла девушка, она улыбнулась Ларри и поцеловала Макса в щеку. Он обнял ее и спросил:
— Ну, что ты делала весь день?
— Ездила за покупками. Купила себе туфли.
С деланной озабоченностью Стоун приложил руку по лбу.
— За покупками! — возмутился он.
— Ну и скряга же ты! — засмеялась Дебби и посмотрела на Ларри. — Представляешь себе?
Тот покачал головой.
— Может быть, Ларри сделает мне коктейль? Или сейчас не стоит, Макс? — она потрепала его по щеке.
— Почему же, немного мы можем себе позволить.
Дебби была необыкновенно привлекательной блондинкой двадцати семи — двадцати восьми лет. Ее свежее лицо говорило о здоровье, у нее был по-детски округлый лоб и светящиеся голубые глаза. Высокого роста, она была безупречно сложена и ухожена. Талия как у осы, и, в довершение всего, длинные и стройные ноги танцовщицы.
Стоун отпил глоток, наблюдая за ней полузакрытыми глазами. В ней было что-то такое, что вселяло в него неуверенность и заставляло нервничать. А что именно — он никак не мог понять. Сегодня на ней было платье золотистого цвета, цвета ее волос, и золотые босоножки на высоком каблучке.
— Спасибо, — сказала она, беря у Ларри бокал с коктейлем.
Непринужденность и хорошее настроение делали ее еще более привлекательной. Да и почему бы быть плохому настроению? Разве она могла жить лучше? Она имела все, что только могла пожелать, так что капризничать нечего. Дебби знала, почем фунт лиха. В течение десяти лет она сама зарабатывала себе на хлеб: была горничной, официанткой, танцовщицей, натурщицей и работала в баре. Приходилось трудиться дни и ночи напролет, времени для сна оставалось мало, как бы смертельно она ни уставала. Вечная борьба с квартплатой, одеждой, две новых шляпки в год, чулки со спущенными петлями…