Я уставился на Тригга. Он скрестил руки на груди и смотрел на меня, как на ребенка, которого нужно отчитать.
— Ты ни хрена не знаешь обо мне и о том, что творится у меня в голове. Это не какой-то образ плохого мальчика. Это моя жизнь.
Тригг упер руки в бока.
— Да? Ты думаешь, я ни хрена не знаю о тебе и о том, через что тебе пришлось пройти? Мы все видели, как ты спотыкался и падал снова и снова. Потом мы смотрели, как ты встаешь. Я. Мама. Папа. Трэй. Черт, даже Сэм знает, что ты всегда поднимаешься, когда тебе плохо.
Я встал.
— Ну, может, я не хочу. Может быть, я хочу просто исчезнуть. Может быть, будет лучше, если я просто не проснусь и уйду в забытье.
Тригг сделал неуверенный шаг вперед и протянул руку, как будто приближался к бешеному животному.
— Эй, притормози, Трипп. Ты говоришь глупости.
— На случай, если ты не заметил, я чертовски сумасшедший.
— Нет, это не так.
— ДА, ЧТОБ МЕНЯ! — я опустил руки. — Все так думают, не правда ли? Это то, чем все меня считают. Паршивая овца этой чертовой политической династии. Я тот, от кого все ждут, что он облажается и, может быть, пришло время мне перестать пытаться жить во лжи за гребаным костюмом и столом. Может быть, его лучше сжечь.
Прежде чем я успел среагировать, кулак Тригга врезался мне в челюсть, выбив из меня дух. Моя голова склонилась влево, и я положил руку на горящую щеку.
— Ай! Какого хрена это было?
Тригг уставился на меня, его дыхание стало прерывистым.
— Прекрати, Трипп. Девушка ушла от тебя. Большое, твою мать, дело. У тебя еще столько всего впереди. У тебя есть некоммерческая компания и семья, которая заботится о тебе. Ты собираешься все это выбросить, чтобы потом хандрить и кайфовать?
Я сердито посмотрел на него.
— Ты никогда не поймешь.
— Попробуй. Я тот парень, от которого ушла жена, потому что устала оправдывать ожидания семьи Чапменов. Она сказала, что выборы изменили нас, и она не ошиблась. Это свело нас всех с ума. Теперь мне нужно вернуть ее и мою дочь, а до тех пор я живу на диване брата.
Я шагнул вперед, сжав кулаки.
— Теперь ты знаешь, что я чувствую каждый божий день. Может быть, не любой момент каждого дня, но это всегда, как черная метка. Я просыпаюсь и просто думаю, когда же она ударит. Когда я упаду и больше никогда не захочу подняться. Иногда я не хочу вставать с постели, чтобы спать вечно, потому что пробуждение просто не стоит хлопот.
Тригг вздохнул.
— Я и не знал, что тебе так плохо… Я просто всегда так думал… — он снова вздохнул. — Даже не знаю. Не знаю, о чем я думал. Я не силен в этом дерьме. Мы никогда не говорили об этом за семейным столом, понимаешь? Мы просто нашли свой собственный путь. Идеальная семья. Идеальная гребаная семья.
Я сделал глубокий вдох.
— Да. Я тоже не знаю, как с этим справиться.
Мы молчали, казалось, целую вечность, прежде чем Тригг наконец заговорил.
— Хочешь съесть немного бекона, а потом пойти потягать железо?
Я приподнял бровь.
— Что?
Он пожал плечами.
— Я приготовлю нам бекон, а потом мы пойдем в спортзал. Я не знаю, поможет ли это чем-то, но, по крайней мере, мы будем сыты и начнем тренироваться.
Я улыбнулся, как мне показалось, впервые за целую вечность.
— Да. Давай так и сделаем.
Я редко пользовался тренажерным залом внутри своего дома, и, очевидно, никто другой тоже не пользовался, если судить по тому, насколько пустым он был.
Он находился на самом верхнем этаже и полностью окружен окнами от пола до потолка.
Из динамиков, установленных на стенах гигантской комнаты, лилась музыка. Я подумал, что Тригг мог направиться к скамейке для взвешивания, но вместо этого он пошел к дальней стене.
— Если мы собираемся заниматься, то тут не будет играть это дерьмо.
Он нашел нужную песню и включил телефон, нажав несколько кнопок. Вместо мелодичной песни в динамиках загремел рэп 90-х годов.
— Это то дерьмо, которое ты слушаешь, когда тренируешься? — спросил я, сев на скамейку.
— Да. Ничего так не заводит, как «Beastie Boys».
Я покачал головой и лег на скамью.
— Ты меня подстрахуешь или слишком занят борьбой за свое право на вечеринку?
— Да, подстрахую, умник.
Возможно, я чувствовал себя не совсем хорошо. Возможно, я так и не избавился от боли в груди. Но было что-то в том, чтобы заставить себя двигаться.
Что-то в том, чтобы надрать задницу и не думать ни о чем, кроме боли в мышцах, помогло мне пережить этот день.