Фергус снова кивнул — в Империи ценили традиции и почитали строгий церемониал. От объявления о событии до него самого могли пройти месяцы подготовки, и сейчас слова Императора означали лишь, что рано или поздно принц взойдет на престол, и велик был шанс, что даже в самый последний момент отец передумает. Сам он размышлял о короне и командовании армией настолько отстраненно, что все это казалось юноше очередной главой из не слишком интересной книги, в которой он был лишь одним из персонажей — далеко не главным. Сейчас, продолжая молча стоять перед Императором, Гусик впервые начал всерьез понимать, что значило, быть инструментом Империи. Принц Фергус был рожден для того, чтобы служить славе Нильфгаарда, и больше ничего не стоил. В юноше, непрошенный, поднялся безмолвный протест — ему до ломоты в висках вдруг захотелось перебить отца, спросить у него напрямую, что означало то публичное объятие в порту, но он знал, что Эмгыр просто проигнорирует его вопрос, сделает вид, что ничего не слышал, и продолжит с того места, где его перебили. У отца не хватило бы чувств, даже чтобы отвесить наглому сыну пощечину.
— Цирилла останется в Вызиме, и пока будет мои официальным представителем, — говорил Эмгыр — оставалось лишь удивляться, зачем он тратит слова на очевидные вещи. Все это он мог бы передать через сестру или в письменном виде. Видеть Фергуса для этого было совершенно не обязательно.
Третий кивок — и на этот раз юноша все же отвел глаза в сторону. И отчего только он так боялся реакции отца на свою личную жизнь? Эмгыру не было до нее никакого дела, пока были соблюдены приличия, а соблюдать их Гусик собирался и так — ради Ани, ради Цириллы и матери. Зачем столько лет Фергусу приходилось каждый свой поступок, каждое решение соизмерять с мнением Императора? Зачем он так старался решать все военные задачки и учиться тактике и навигации, чтобы заработать его одобрение, чтобы не разочаровать? Принц Фергус родился вар Эмрейсом, единственным сыном великого правителя чуть ли не всего Континента, и этого было более, чем достаточно. Будь он даже увечным или непроходимо глупым, никто не обратил бы на это внимания. Гусик все равно исполнил бы свое предназначение и стал тем, кого из него создавали.
— Через две недели в Вызиму прибудет три полных полка, включая дивизию «Альба» для охраны столицы, — продолжал отец, — их командующие отдаются в твое прямое подчинение, ты волен решать, куда направить их в случае необходимости. Снабжение и вооружение будет поставляться через Цидарис — их посол приедет в течение нескольких дней.
Империя оказывала Темерии огромную честь, отправляя в первых рядах один из самых прославленных своих отрядов. Фергус знал, что для простых жителей такой жест был, возможно, не слишком понятным — кто вообще разбирался в дивизиях нильфгаардской армии? Но для знати, высоких военных чинов и соседей — это был знак высочайшего доверия и дружбы. Отец знал ценность красивых жестов — был ли это ввод элитных войск прежде прочих в дружественную столицу — или объятие с сыном в порту. Только кто-то такой наивный, как Иан, мог заподозрить в этих церемониях искренность и спонтанность.
— Помнится, — неожиданно проговорил Император, не меняя ровного делового тона, — в прошлый раз я играл за белых.
Он сделал скупой короткий жест рукой, и обескураженный Фергус заметил вдруг, что у широкого, завешанного тяжелой синей портьерой окна на маленьком столике расположилась шахматная доска, и фигуры на ней были расставлены в порядке, который на первый взгляд мог показаться случайным. Чувствуя, как у него ни с того, ни с сего, закололо в носу, Фергус снова взглянул на отца.
— Ты запомнил позиции на тот момент, когда мы остановились? — спросил он, все еще не веря, что действительно правильно понял жест отца.
— Мне посоветовали записать, — пожал тот плечами, — память моя уже не так хороша, как прежде.
Чтобы не поддаться внезапному горячему порыву разрыдаться, Фергусу пришлось прикусить щеку изнутри. Он выдавил из себя слабую улыбку и неуверенно подошел к доске. Император последовал за ним и остановился у юноши за спиной.
— Мне кажется, ферзь стоял не здесь, — заметил принц, критически оглядев фигуры, — с этой позиции ты выиграешь за пять ходов.
Тяжелая отцовская рука опустилась ему на плечо.
— Тогда давай начнем сначала, — предложил Эмгыр.
Прощаясь с Гусиком, Императрица тихо, но безутешно плакала. Матушка поделилась с сыном причиной своего недавнего недомогания, и он обнимал ее сейчас нежно и бережно, словно боялся неловким движением навредить ей или еще сильнее ее расстроить. Рия взяла с Фергуса обещание пока ничего не говорить отцу, и, отстранившись от него, заговорщически улыбнулась — для нее было великой ценностью разделить с ним эту маленькую тайну. Накануне Гусик торжественно поклялся матери, что прибудет к рождению брата или сестры, где бы родители в тот момент ни оказались, и намерен был сдержать слово. Грузная страшная тень войны сжималась и меркла перед этим обещанием, и ни матери, ни сыну не хотелось думать, что до радостного события кто-то из них мог бы и не дожить.
Лита держалась изо всех сил. Она судорожно сжимала в пальчиках фигурку фельдмаршала и на всем пути из дворца в порт с воодушевлением рассказывала брату, что непременно заберет ее с собой, когда настанет время для нее отправиться учиться в таинственную Аретузу, школу чародеек. Фергус не был уверен, что родители одобрят это решение младшей сестры, но с радостью поддакивал ей и поддерживал Литу в фантазиях о том, как, выучившись, она станет «даже могущественней, чем госпожа Йеннифер». Чародейка, надо сказать, решила отправиться в Нильфгаард вместе с Императорской семьей — может быть, для того, чтобы помочь Императору принять судьбоносное для дочери решение.
Когда сходни были наконец подняты, и судно двинулось прочь из порта, Гусик долго еще стоял на причале и махал ему вслед. Очень трудно было отделаться от мысли, что прощался он со своей семьей навсегда. Но это было лишь первое из предстоящих прощаний.
После свадьбы Гусик совсем не виделся с Ианом — тот хотел как можно больше времени провести со своими родителями перед тем, как тем суждено было отправиться к восточным границам. Донесения из Флотзама приходили тревожные — мелкие отряды, прежде лишь докучавшие фактории отдельными нападениями, собирались вместе, формировались в настоящую небольшую армию, готовую в любой момент захватить область. Долина Понтара оставалась спорной территорией даже после падения Венгерберга и воцарения в Аэдирне королевы Саскии, но до сих пор пограничным отрядам, усиленным, согласно договору Адды и Анаис, реданскими частями, удавалось поддерживать там относительный порядок. Но с приходом осени делать это становилось все сложнее. Теперь противостоять приходилось уже не простым диверсиям, а планомерным серьезным нападениям, и фактория — прямой путь будущей интервенции в обход гор Махакама — вскоре могла буквально утонуть в крови. В составе вражеских войск появились боевые маги — Фергус много слышал о них, и понимал, что простые солдаты не шли с ними ни в какое сравнение. К счастью, как утверждал посланник советницы Адды, их сил и умений было недостаточно, чтобы использовать магию в полную силу — например, пропускать сквозь порталы крупные воинские подразделения, но их действия все равно оставались разрушительными. В отряде Роше, посылаемом на помощь фактории, необходим был собственный чародей, и Филиппа Эйльхарт обещала об этом позаботиться — пока, однако, этого сделано не было, и миссия оставалась именно такой, какой ее назвала Цири — самоубийственной.
Фергусу не хотелось вмешиваться в прощание Иана с родителями, хотя он готов был помочь и поддержать его по мере своих сил. Но простым ласковым словом или объятием невозможно было исправить того, что родители юного эльфа отправлялись на смерть — и все прекрасно это осознавали.
Вечером после отбытия Императорской семьи, Иан сам нашел Фергуса и попросил его следовать за собой. Вместе, рука об руку, они прошли по дворцу до покоев, отведенных Роше и его спутнику — юный эльф толкнул дверь без стука, и принц неожиданно оробел.