— Ты не пьешь? — с неожиданным любопытством поинтересовался Иан. Алкоголь сразу ударил ему в голову и начал медленно подтачивать, растворяя, злость и обиду, стирать сомнения и убеждать его в том, что Иорвет во всем был прав.
— Не сегодня, — ответил отец, — если я выпиваю, пока твоего отца нет дома, я становлюсь невыносимо сентиментальным, могу расплакаться и начать жалеть себя и не могу уснуть в одиночестве. А вам с Фергусом совершенно не хочется делить с пьяным мной постель, уж поверь мне.
Иан, немного подумав, кивнул. Сделал еще один крохотный глоток. Вино становилось мягче с каждой новой порцией. Горечь сменил глубокий травянистый привкус, как от целебных эликсиров, которые готовил мастер Риннельдор, если ученику случалось захворать.
— Фергус слишком меня хвалит, — решился Иан поделиться откровением с отцом, — я ведь на самом деле довольно хреново учусь. Мой учитель вечно мной не доволен и наказывает меня за малейшую ошибку. В первый год я пальцы не мог сгибать от его прутика.
— Если хочешь, Вернон может обратиться к Эмгыру с прошением, — заметил отец нейтрально — его история про истязания над родным сыном, похоже, ни капли не впечатлила, — и тебе подберут нового учителя.
Иан немного подумал. Предложение было заманчивое, ничего не скажешь. Кто знает, может быть, под руководством кого-то подобрее мастера Риннельдора, который даже у собственного сына отбил охоту заниматься алхимией, юноша смог бы добиться впечатляющих успехов быстрее, стать настоящим Знающим, а не тем, кто заранее уверен в своем провале. Он глотнул еще вина, утер губы.
— Нет, не надо, — решительно заявил Иан, — думаю, если я смогу впечатлить его, то со всеми остальными у меня проблем не будет.
— Я так и знал, — одобрительно кивнул Иорвет, — а что до Фергуса… Он хвалит тебя — и это справедливо. А вот то, что ты ему так упорно не веришь — совсем нет. Чьему еще мнению доверять, если не тому, кто искренне нас любит? Так и свихнуться недолго.
Иан молчал несколько долгих секунд, взвешивая слова отца. Отчего-то до сих пор эта простая мысль не приходила ему в голову. Фергус был его самым лучшим другом на всем свете, они вместе прошли, может, и не через очень многое — все их приключения до сих пор со стороны могли показаться детскими шалостями, но даже в них они всегда были вместе. И Иан был совершенно уверен, случись что посерьезней, он с легкостью бы доверил своему другу свою жизнь. Отчего же его словам на свой собственный счет он так упрямо не мог поверить? Может быть, потому что самому себе не очень-то в этом вопросе доверял? Иан снова потянул бутылку ко рту, но отец остановил его руку.
— Тебе хватит, — сказал он, — я уже не в том возрасте, чтобы тащить тебя домой на своем горбу.
Только когда они вышли из пыльного пустого дома в прохладу осенней улицы, Иан вспомнил, что не сказал Иорвету о своей находке — покрытый воском стол мог и вовсе ничего не значить, но все же это был тревожный символ чего-то ужасно неприятного, интуиция Иана буквально вопила об этом. Но юный эльф решил сперва исследовать этот вопрос вместе с Фергусом — после всего произошедшего друг заслуживал первенства в расследовании, а отец мог поставить в нем точку, не дав толком начаться. В нем еще явно была свежа память о том, как Иан однажды по его наущению залез в университетский морг, а потом мучился кошмарами.
Пожелав Иану спокойной ночи, отец удалился в свою комнату, а юный эльф, внутренне сжавшись, застыл на пороге собственной спальни. Никогда в жизни ему не было так тяжело переступать порог своего обиталища, но сейчас он был совершенно не уверен, в каком настроении обнаружит Фергуса. И обнаружит ли вовсе — что если, обидевшись, друг решил сбежать из дома, и теперь слонялся где-нибудь по улицам, придумывая месть предателю, бывшему лучшему другу.
Но самые страшные опасения не оправдались. Фергус лежал в кровати, укрывшись одеялом до самых ушей, и на скрип открываемой двери не пошевелился — впору было решить, что в постели Иана ждала обманка. Принц мог сложить кучей подушки, чтобы отвести подозрения, и все же сбежать через окно.
Чуть пошатываясь — в голове от крепкого вина все еще приятно шумело — Иан прошел в спальню, тихо присел на краешек кровати. Накрытая одеялом фигура едва заметно пошевелилась — Фергус заметил его приход, но реагировать на него пока не спешил.
— Прости меня, — с места в речку начал Иан, — я был зол. Но не на тебя, Гусик, на себя. У меня правда ничего не получается, и это выбивает меня из колеи, и мне постоянно кажется, что мои провалы очевидны всем вокруг. А меньше всего я бы хотел, чтобы ты считал меня неудачником. Да чего там, в мире вообще не так уж много тех, чье мнение меня всерьез волнует. А ты… ты такой замечательный. И талантливый. И с папой моим можешь поговорить о стратегиях и тактиках, в которых я ничего не понимаю. И отец мой души в тебе чает, хотя обычно люди не очень-то ему по вкусу. И вообще… ты самый умный из всех, кого я знаю…
— Я не знаю, как пишется «Марибор», — донесся сдавленный мрачный голос из-под одеяла.
— Да ну и хрен с ним! — Иан скинул сапоги и забрался на постель с ногами, подполз к неровностям кроватного ландшафта и улегся рядом, — Зато ты знаешь, где этот Марибор находится, как он укреплен и каким образом можно захватить его за два дня, избегая длительной осады.
Под одеялом молчали. Потом хмурая фигура пошевелилась, и на свет появилась встрепанная темноволосая голова принца.
— Ты выпил? — спросил Фергус, принюхавшись и недовольно сморщив нос. Иан хмыкнул.
— Немного. Для храбрости, — подтвердил он.
— А ведь мы еще днем пили этот… как его… сбитень, — заметил юноша, — смотри, еще сопьешься.
— Не будь таким занудой! — обиженно заявил Иан, но на душе у него вдруг стало так легко, что хоть пой во все горло. В радостном порыве он потянулся к Гусику и обнял его через одеяло, тот захрипел, словно задыхался, но потом рассмеялся и спихнул Иана с себя. Сел, пальцами растрепал волосы еще больше и широко улыбнулся другу.
— И ты прости, что лип к тебе, — сказал Фергус совершенно искренне, и Иан удивленно поднял брови. Такой претензии от себя он совершенно не запомнил, хотя наверняка бросил ее в пылу ссоры.
— Гусик! Ты можешь липнуть ко мне, сколько влезет! — заявил он от всей души, — Можем даже ходить по городу за ручки, как Лита со своими куклами. Для всех мы же братья — мало ли, как у нас в семье принято!
— Нет, — фыркнул Фергус, — пожалуй, это уже чересчур. А ну как все решат, что мы — парочка извращенцев…- он неожиданно осекся, а до Иана только через пару секунд дошло, что именно заставило Фергуса неловко замолчать. Он сейчас жил в доме тех, кого случайно обозвал «извращенцами», и юный эльф знал — для Нильфгаарда это было не просто распространенное, а единственно возможное мнение. Сам он старался особенно не вникать в такие тонкости морали, а к отношениям его родителей в Оксенфурте все привыкли. Те, кто мог что-то видеть, предпочитали не смотреть и не осуждать. Родители же свою любовь не афишировали, а в Университете Иорвет, носивший венчальное кольцо, подаренное ему папой по чуждой Редании нильфгаардской традиции, по умолчанию считался женатым эльфом, а на ком… Это была тема для бесконечных споров у него за спиной, и о них Иорвет рассказывал со смехом и презрением. Ему нравилось эпатировать публику, бросать ей вызов, и он наслаждался множащимися слухами и щедро делился ими. Все их многообразие просто поражало воображение — одни говорили, что эльфский профессор оставил свою суженую в Нильфгаарде ради научной карьеры. Другие — что Иорвет, подобно королю Фольтесту, заделал сына своей покойной сестре, а его сожитель теперь вынужден был растить его, как собственного ребенка. Папу сперва эти россказни ужасно расстраивали, но потом он смирился и стал накидывать собственные варианты — мол, Иорвет полюбил и женился на человеческой девушке, а та возьми да умри от старости. Да и в целом, Оксенфурт был городом, открытым для великого многообразия мнений и веяний, как утверждал в свое время мастер Лютик. Но Фергуса, выросшего в совершенно иной среде, было, конечно, так просто не переделать. И Иан не собирался пытаться.