Она улыбнулась, и Регис ощутил прилив иррациональной гордости за себя. Ответ попал в точку и успокоил ее. Очень аккуратно алхимик приступил к процедуре. Когда он прокалывал вену у ключицы Императрицы, та не вздрогнула, даже не поморщилась. Эта секундная боль тоже была ее платой, которую она вносила с радостью. Густая багряная кровь плавно потекла по трубке в стеклянный фиал, и Рия проследила ее путь с ревностным вниманием, будто могла заметить, что Регис делает что-то не так.
— Знаете, о чем я мечтаю? — после долгой задумчивой паузы спросила у него Рия. Регис отрицательно качнул головой. В разлуке с подругой, Императрица становилась сентиментальной и готова была откровенничать даже с алхимическим инструментом, перед которым незазорно было обнажаться. — Я мечтаю, чтобы мой муж принадлежал только мне. Хотя бы ненадолго. О, как бы мне хотелось уехать из столицы, поселиться с ним и Литой в какой-нибудь дальней провинции — может быть, на берегу моря, в небольшом доме, где не будет бесконечных бесполезных военных советов, дипломатических встреч и толпы придворных, готовых заглянуть нам в постель и в душу. Я могла бы обойтись совсем без слуг, могла бы украсить наш дом так, как мне хочется. Могла бы просыпаться с ним в одной постели каждое утро, а не только тогда, когда велит протокол. Могла бы научить мою дочь шить и выращивать розы. Может быть, даже родить ему еще детей, чтобы Лита не росла такой одинокой. Я могла бы…- она осеклась и опустила веки. Плечи судорожно вздрогнули, и Регису пришлось удерживать иглу, чтобы та не выскочила из вены.
— Ваше величество, это звучит слишком просто для тех, кто отдал жизнь Империи, — фраза, возможно, была слишком жестокой, Рия ждала от него иного ответа, может быть, пустой поддержки, но Регис говорил правду, с которой она просто не могла поспорить.
— Меня мучают кошмары, — после еще одной паузы, продолжала Императрица, ничего не ответив на его высказывание, — почти каждую ночь.
— О смерти Его величества? — с пониманием спросил Регис. Это было естественно, и бороться с этим было для Рии также бессмысленно, как с неизвестностью. Но она покачала головой.
— О Цири, — ответила она, — я вижу, как она ступает в огонь, а потом словно оказываюсь посреди ужасного шторма, пытаюсь плыть, но волны накрывают меня и тянут ко дну. Я захлебываюсь, и вместе с тем чувствую, как тело мое сгорает в пламени. Может быть, я слишком долго носила ее имя, и теперь проклята…
Регис задумчиво помолчал. Он прекрасно знал, что природа снов куда проще, чем о ней принято было рассуждать. Если человек не владел редчайшим даром онейромантии, его сны были просто снами, работой усталого разума. Но то, о чем говорила Рия, представляло совершенно особенный интерес. Пусть метафизический, но связь между Императрицей нынешней и будущей и впрямь была необычной. Легко можно было предположить, что одна из женщин возненавидит другую. Их отношения, переплетенные судьбы были слишком странными. В них могла родиться ревность или презрение, но Рия и Цирилла подружились очень быстро и очень искренне. Императрица опекала принцессу, как младшую сестру, хотя та была даже немного старше ее. Принцесса же готова была защищать Рию от кого угодно, даже от собственного отца, буде такая необходимость. И беспокойство, порождавшее сейчас кошмары, казалось естественным, но Рия очевидно вкладывала в них куда больше смысла, чем следовало.
— Она пишет вам? — поинтересовался Регис, чтобы немного сбавить градус драмы, — как дела в Вызиме? Его высочество уже добрался?
Рия едва заметно улыбнулась.
— Фергус еще в пути, — ответила она, — кажется, он проникся духом свободы, и решил провести несколько дней в Оксенфурте. Цири написала, что отправила за ним какого-то своего друга, чтобы Гусик точно не сбежал по дороге. — она вздохнула, — мой бедный мальчик. Должно быть, ему совершенно не хочется быть разменной монетой в политической игре, какой стала я.
— Но Его величество любит вас так, как мало кто в мире способен, — возразил Регис совершенно искренне, — и вы платите ему тем же. Может быть, Фергусу тоже повезет.
— Может быть, — печально подтвердила Рия, — но я была глупой девочкой, которую доставили пред очи Императора и обучали, как быть покорной, как стать достойной супругой и матерью наследников. А Фергус — мужчина. Мне сложно представить, каково ему быть, по сути, невестой на выданье. На его месте я, может быть, тоже бы стремилась сбежать.
— Его высочество осознает, что действует в интересах Империи, — заметил Регис, — и исполняет свой долг.
— Мой бедный мальчик, — повторила Рия — аргументы алхимика на этот раз явно прошли мимо цели.
Он извлек иглу, закупорил фиал с кровью и начал неторопливо собирать свои вещи. Рия же не спешила шевелиться. Она сидела, застыв, глядя куда-то поверх плеча Региса, будто мыслями находилась где-то очень далеко, и перестала замечать алхимика. Того это полностью устраивало — уходить он привык тоже, не прощаясь.
Когда вещи были собраны, Регис в последний раз глянул на Императрицу, но та вдруг встрепенулась и посмотрела на него в упор.
— У меня есть просьба, — сказала она.
— Вы можете приказывать, Ваше величество, — ответил алхимик. Рия улыбнулась.
— Могу, но не хочу, — сказала она, — и прошу вас, Эмиель, осмотрите мою дочь. Или просто поговорите с ней.
Регис нахмурился. Во всем Нильфгаарде не было более здорового и жизнерадостного ребенка, чем Лита, это он знал наверняка. В ней уже зарождался дурной характер, но это были лишь издержки воспитания. Физически же и ментально, девочка была невероятно нормальной.
— Что с ней случилось? — спросил он у матери. Та нахмурилась, подбирая слова.
— Я точно не знаю, — ответила Рия наконец, — но однажды я слышала, как она разговаривает с кем-то, но в комнате, когда я вошла, никого не оказалось — только Лита.
— Может быть, она говорила с куклами? — предположил Регис, пожав плечами, — Ее высочество очень любит свои игрушки и обращается с ними, как с живыми подданными.
— Она сидела за своим столиком для чаепитий, — возразила Рия, — а перед ней — не было никого, ни человека, ни куклы. Она разговаривала с пустым местом, Эмиель. Я не так глупа, чтобы не предположить, что моя дочь просто играла. В этом случае я не стала бы вас беспокоить.
Регис немного подумал, потом медленно кивнул. Догадка была столь же невероятной, сколь и очевидной.
— Я постараюсь это уладить, Ваше величество, — сказал он нейтрально.
В неровном свете свечей кровь в алхимическом кубе казалась почти черной. Добавляя знакомые ингредиенты, Регис не смотрел в сторону привычно сгустившейся в углу лаборатории мглы. Детлафф был, как всегда, молчалив и, казалось, полностью поглощен созданием какой-то очередной игрушки — на этот раз деревянной.
— Твой опыт снова не удался? — спросил он внезапно — ровно и безразлично, словно ответ его ни капли не волновал.
— Пока я не проводил новых опытов, — ответил алхимик также спокойно, даже не обернувшись от своей работы, — ты вырезаешь очередную фигурку воина? В подарок принцу на свадьбу?
— Я думал вырезать изображение Императора, раз уж его дни сочтены, — ответил Детлафф, и на этот раз в его тоне просквозила ядовитая ирония, — но нет, еще рано. А это — шахматы. Принцесса вдруг решила, что эта игра очень увлекательна.
Это было равносильно чистосердечному признанию, и наводило на мысли, что Детлафф следил за ним, пока Регис был занят Императрицей. Или просто решил, что настало время признаться во всем.
— Ты посещаешь Литу? — спросил алхимик напрямик, отворачиваясь от стола и стараясь выхватить взглядом из темноты лицо собеседника. Детлафф же сам отложил готового ферзя и маленький резак, поднялся на ноги и очутился рядом с ним одним коротким рывком.
— Маленькая принцесса так одинока теперь, когда ее брат уехал, ее отец при смерти, а ее мать все силы направляет на то, чтобы отсрочить его кончину, — его голос, мягкий и вкрадчивый, как дым из ароматической лампы, заструился, обволакивая Региса. При нем Детлафф никогда не использовал никаких магических уловок, всегда был только собой, без масок и прикрас. И это был его естественный образ общения, но на алхимика этот тон действовал, как самое настоящее колдовство. Он, однако, не отстранился, лишь внимательней вгляделся в лицо собеседника.