Лита, однако, несмотря на малый рост, была все же довольно увесистой для его рук, и к верхней ступени лестницы Иан успел слегка запыхаться. Фергус же, отпирая дверь в мастерскую, продолжал недовольно хмуриться, зажав Розалиту подмышкой — и как только маленькая принцесса терпела такое обращение со своей фавориткой?
Комната, где они оказались, никак не вязалась с остальной строгой и помпезной обстановкой Императорского дворца. Здесь царил художественный беспорядок. Фергус никому не позволял здесь прибираться, слуги обходили мастерскую по широкой дуге, пару раз нарвавшись на гнев принца, и теперь, чтобы подойти к окну, перед которым стоял мольберт и приготовленная для портретного фона композиция из занавеси на широкой раме, лука и колчана со стрелами, нужно было аккуратно огибать сваленные кучей подрамники, банки с грунтовкой и красками, россыпи кистей разных мастей и элементов для натюрмортов — восковых фруктов, кувшинов и всего в таком роде. У дальней стены, едва прикрытый темным пологом, стоял большой портрет Императорской четы, приготовленный в подарок родителям на День бракосочетания. Иан знал, что Эмгыр и Рия не позировали для этой картины, Фергус писал их по памяти, и можно было только удивляться точности и живости деталей. Император на портрете выглядел очень молодым и даже слегка улыбался, опустив руку на точеное плечо супруги — счастливой, свежей и словно готовой вот-вот рассмеяться.
Портрет, над которым сейчас работал Фергус, был совсем другой. Иан знал, что изображает он на нем вовсе не друга, а его отца — из тех времен, когда Иорвет еще командовал одним из отрядов бригады Врихедд, и полотно выходило тяжелым и мрачным. Заглядывая принцу через плечо, закончив позировать, Иан видел выражение лица отца, которого никогда у него не замечал. С портрета на него смотрел совсем не тот Иорвет, который сейчас жил в Оксенфурте и получил кафедру с начала осеннего семестра, который научился искренне улыбаться и давал сыну мудрые советы. Иорвет на картине Фергуса был безжалостен и непримирим. Он знал, что идет на смерть, и она его не пугала, лишь злила.
Принц говорил Иану, что собирается подарить этот портрет декану кафедры философии в Оксенфуртской академии, чтобы он не забывал, с кем имеет дело, реши он в очередной раз выступить оппонентом на докладе Иорвета. Конечно, Фергус шутил, но Иан был уверен — такой подарок произвел бы в Университете настоящий фурор. О том, что младший профессор Иорвет когда-то был тем суровым командиром, что смотрел сейчас с почти законченного полотна, едва ли кто-то знал — и точно никто бы не поверил.
Иан снял мантию, бросил ее куда-то на захламленный стул, взял в руки лук и принял привычную напряженно-героическую позу, пока Фергус облачался в заляпанную красками накидку и подбирал нужную кисть. Принц всегда работал молча, и юному эльфу нравилось наблюдать, как менялось при этом его лицо. Фергус, становясь за мольберт, словно забывал обо всех горестях придворной жизни, о бесконечных диктантах и примерках, о грядущей свадьбе и скором отъезде из дома. Он был словно подсвечен каким-то тайным сиянием, исходившим изнутри его тела, и, пока его руки двигались, будто танцуя, нанося мазок за мазком, его нескладная мальчишеская фигура обретала невиданную прежде стать, а лицо — спокойствие. Иан украдкой любовался другом, гордый тем, что стал безмолвным участником этого волшебного ритуала — куда более магического, чем все его упражнения в лаборатории мастера Риннельдора.
Но на этот раз Фергус отчего-то хмурился. Он поводил кистью по палитре, смешивая цвета, но потом застыл перед картиной в нерешительности, словно не знал, куда нанести первый мазок.
— Я хотел спросить, — сказал он наконец, не глядя на Иана, и тот замер, ожидая тревожного продолжения. Принц помолчал немного, вздохнул, решившись, — я подумал… а ты не хотел бы поехать в Вызиму вместе со мной? Хотя бы ненадолго. Может, на месяц или до Йуле? Одному мне там будет очень паршиво…
Иан напряженно сглотнул. Он ждал и боялся этого разговора уже давно. Конечно, юный эльф хотел бы поехать — не только поддержать друга, но и увидеться с родителями. Отец был занят своими студентами, а папа нес службу где-то в Редании, и в последний раз они собирались все вместе в самом начале лета, когда гостили в Туссенте. Теперь же Иан получал лишь скупые послания от папы и длинные старательные письма от Иорвета, и тоска по родителям ширилась и росла с каждым днем. Но юный эльф осознавал — если прервать обучение сейчас, это будет равносильно тому, если бы он все бросил. Его успехи оставляли желать лучшего, и пауза в занятиях могла стать катастрофической. Не затем же он четыре года бился над магическими премудростями, чтобы так легко поддаться тоске по дому и отступить? Ни папа, ни отец не оценили бы этого.
— Я не знаю, Фергус, — Иан едва заметно покачал головой, чтобы не портить композицию, — мастер Риннельдор, боюсь, меня не отпустит.
Светлые брови Фергуса напряженно сошлись над переносицей. Он сосредоточенно вперился в какую-то точку на полотне и кивнул — мол, понимаю.
— Анаис — хорошая, — поспешил заверить друга Иан, — она только кажется серьезной, но я знаю ее с рождения, и это самая добрая и замечательная девушка на свете. Ну после Литы, конечно.
Фергус фыркнул, принимая его жалкую попытку пошутить, но остался сосредоточенно-серьезным. Некоторое время он рисовал, почти не глядя на друга, и на этот раз молчание было тяжелым, как запах растворителя для красок. Иан, чувствуя, как немеют плечи — вовсе не от неудобной позы — собрался уже было что-то сказать, но из противоположного конца мастерской вдруг раздался странный шум и грохот. Фергус встрепенулся, и на источник шума они с Ианом обернулись одновременно.
Лита, вся измазанная краской из только что перевернутой банки, пыталась отряхнуть пятна со своей пышной юбки, но это было, конечно, не самое страшное. Иан увидел, как стремительно побледнел Фергус. Он выронил кисть и ринулся в угол комнаты, где стоял готовый портрет родителей.
— Что ты наделала?! — закричал он, и на короткий миг Иану показалось, что он прибьет сестру на месте. И повод для этого был.
На готовом портрете появились новые персонажи. Намалеванная поверх портрета ярко-зеленой краской, за спиной Эмгыра теперь высилась неровная высокая фигура с копной кудрей на совершенно круглой голове. У плеча Рии примостился еще один призрак — тощий, как огородное пугало, с большим крючковатым носом. На коленях же у Императрицы возникло последнее дополнение к картине — нечто круглое, окруженное зелеными кружевами и с таким же существом в палочных руках.
— Что это?! — продолжал вопить Фергус, схватившись за голову, готовый начать рвать свои коротко остриженные волосы, — ты все испортила!
Лита величаво вскинула кудрявую головку, и даже с лицом, измазанным краской, выглядела сейчас настоящей Императрицей. От криков брата любая на ее месте зарыдала бы, но только не Лита вар Эмрейс, дочь Императора Нильфгаарда.
— Это Цирилла, — девочка ткнула зеленым пальчиком в кудрявую фигуру, — это ты, — прояснила она образ огородного пугала, — а это — мы с Розалитой.
— Да ты… да я…- у Фергуса, казалось, просто не осталось слов — еще мгновение, и его мог бы хватить удар.
Иан осторожно приблизился и заглянул другу через плечо. Критически осмотрел картину.
— А по-моему, — заявил он, — так стало даже лучше. Теперь вся семья в сборе. — и от слов этих сердце его неприятно кольнуло.
Когда Иан вышел из портала в лаборатории, мастер Риннельдор сидел за столом, на котором сиротливо лежала забытая книга Раффара Белого. Наставник по одному просовывал орешки в клетку Густава, и тот, ловко подхватывая их, уносил добычу куда-то в угол своего жилища. Иан замер в шаге от учителя и виновато потупил взор. Тот не повернулся к нему, но все было ясно и без его взглядов.