— Я жив, из меня не хлещет кровь, и мое сознание при мне, — ответил он, — о чем еще просить?
— Если так, вы могли бы наведаться к вашей супруге, — не упустил Регис возможности высказать свое ценное мнение. Император поморщился.
— Не хочу, чтобы она видела меня таким, — ответил он, — достаточно того, что она вынуждена снова отдавать мне свою кровь.
— Я не устаю повторять вам, что Ее величеству безразлично, как вы выглядите, — руки Региса действовали четко и точно, по известной ровной схеме. Эмгыр прикрыл глаза, когда кровь супруги застремилась в его жилы, — и куда больше страданий, чем забор крови, ей причиняет ваше безразличие.
Император молчал, и Регис догадывался, что ответа от него он так и не дождется. Оставалось только надеяться, что слова его упали не в совсем бесплодную почву.
— У меня есть теория, — продолжал алхимик, пользуясь тем, что Император не может отослать его прочь или сам уйти, пока кровь переливалась из сосуда, — что эмоциональное состояние для исцеления ничуть не менее важно, чем алхимические препараты и качество крови. Ее величество говорила мне, что хотела бы уехать вместе с вами подальше от столицы, чтобы быть только вашей, делить с вами каждый день. И, если мое мнение для вас хоть немного важно, я советовал бы сделать это поскорее.
Эмгыр приоткрыл глаза и пристально посмотрел на него.
— Оппозиция обработала вас? — спросил он холодно, — или таким образом вы оправдываете свои неудачи в моем лечении?
Регис хмыкнул. Император начинал язвить — и это был добрый знак. Привычные переливания давали пусть временный, но стабильный эффект.
— Мне, как вы понимаете, совершенно все равно, уедете вы или останетесь, — заметил он, — я лишь передаю то, что мне сказала Императрица. Я питаю к ней глубокую симпатию, что неудивительно, после того, как близко был допущен к ней. И мне больно видеть, как здоровая молодая женщина чахнет по своему супругу, который не желает казаться ей слабым, а потому не подпускает к себе. Не приходило ли вам в голову, что ей было бы приятно ухаживать за вами. И такой уход, я уверен, помог бы вам куда больше, чем все мои старания.
Император постучал по подлокотнику кресла пальцами свободной руки, отвернулся и снова замолчал. Разговор можно было считать законченным — Регис сделал все, что мог.
Он уже собирал свои инструменты, когда Эмгыр вдруг заговорил снова.
— Я много думал о том, чью кровь можно использовать в наших операциях, — сказал он задумчиво, не глядя на собеседника, — и на ум мне приходит только одно имя.
— Я вас слушаю, Ваше величество, — ответил Регис покладисто. Он предполагал, что Император предложит воспользоваться кровью Знающего вместо обычной магички. И готов был возражать.
— Вернон Роше, — очень четко выговорил Император. Регис в первый момент подумал, что ослышался.
— Вы серьезно? — переспросил он — впору было начать сомневаться в утверждении Эмгыра, что его рассудок все еще был при нем, — Вернон Роше — простой человек, я общался с ним несколько лет назад, когда гостил в Корво-Бьянко, а потом еще пару раз, когда он приезжал к вам с докладом. В нем нет совершенно ничего необычного.
— Как вы думаете, сколько ему лет? — Эмгыр наконец посмотрел на алхимика, и тот немного стушевался. Вопрос был сложный — Регис не очень-то ловко мог определять возраст людей на первый взгляд, учитывая, как быстро они старились и умирали.
— Лет тридцать, полагаю, — пожал он плечами, — сейчас, наверно, тридцать пять. Его работа, насколько я знаю, трудна и опасна, а это может сказываться на внешнем облике. Предположу, что около тридцати, да.
— Ему пятьдесят, — выговорил Эмгыр спокойно. Регис улыбнулся.
— Ну нет, ерунда, — покачал он головой, — вы выглядите на пятьдесят, моими стараниями. А он…
— Мои агенты стали разрабатывать его, когда ему исполнилось двадцать шесть и он только начинал служить в армии Фольтеста на командирской должности, — мягким, почти снисходительным тоном заговорил Император, — Это было задолго до того, как Темерия вошла в состав Империи. Регентом Роше был назначен в тридцать пять. Пятнадцать лет назад.
Регис некоторое время смотрел на Императора, не говоря ни слова. Он и впрямь плохо разбирался в возрасте людей, но скорее ошибался в обратную сторону — северяне старели быстрее, чем жители Нильфгаарда или Туссента, особенно солдаты, если им везло дожить до старости. В пятьдесят любой темерец, богач или бедняк, уже был стариком.
— Может быть, у него в роду водились эльфы? — предположил Регис, — он же, насколько я знаю, состоит в неких отношениях с одним из них? Вероятно, у него это семейное?
Эмгыр покачал головой.
— Его мать, Катаржина Роше, была прачкой во дворце Фольтеста, — Император скрестил пальцы и теперь смотрел на Региса поверх них так требовательно, словно надеялся, что он заучит эту историю наизусть, — ее изнасиловал барон Раванен Кимбольт, приближенный короля, а потом сделал так, чтобы ее выгнали прочь — за воровство, чтобы скрыть свой поступок. Узнать это было довольно просто — в свое время в Вызиме эту историю знали многие, включая короля Фольтеста, который потому позже приблизил к себе мальчишку с улиц, без рода и племени. Катаржина подалась в проститутки, а маленький Вернон так и не узнал имени своего отца. Мать справедливо опасалась, что он отправился бы требовать отмщения, и был бы казнен по ложному обвинению в измене. И Катаржина, и Кимбольт никогда не имели никаких связей с эльфами. Они были самыми обычными людьми, хоть один из них и являлся конченной мразью.
Регис некоторое время взвешивал все сказанное про себя. Картина вырисовывалась прелюбопытнейшая.
— Интересно, — признал он, — и вы считаете, что молодость его поддерживается посредством какой-то магии? Не станете же вы утверждать, что он родился с этой способностью — очевидно, что от прачки и конченной мрази не рождаются слишком уникальные дети.
— Я не знаю, — признал Император, — За последние семь лет, что он служит мне, Роше не менял состав набранного отряда, и среди его людей уже пошли слухи, что командир их — заговоренный. Правда, тут легенда про эльфскую кровь вполне сработала, чтобы успокоить людей и не отвлекать их от дела — слух пустили мои агенты. Роше очень кстати усыновил эльфского ребенка своего спутника жизни. Но я-то знаю, что это — ложь.
— Думаю, можно попробовать что-то разузнать, если Вернон Роше прибудет по вашему приказу в Нильфгаард, — серьезно заметил Регис. — пока он на Севере, я ничего не могу сделать.
— Вы отправитесь со мной в Вызиму, когда я поеду на свадьбу моего сына, — ответил Император твердо, — и там я даю вам неограниченные полномочия. Делайте, что хотите, но разузнайте, в чем его секрет.
— Вы вербуете меня, Ваше величество? — улыбнулся Регис, но Эмгыр ответил предельно серьезно:
— Я вас прошу.
========== Иан: Прощания и встречи ==========
Несмотря на ранний час, в доме Шани, слишком тесном для такого большого количества народа, никто не спал. Ламберт, который, казалось, вовсе не ложился, отправился в городские конюшни, чтобы подготовить лошадей в дорогу, но все остальные спустились к столу на последний совместный завтрак. Даже Иорвет, последние два дня почти не встававший с постели, погруженный в неглубокий целебный сон, помогавший его ранам затягиваться быстрее, нашел в себе силы присоединиться к проводам. Шани запретила ему выходить из дома и сопровождать путешественников до ворот, хотя поначалу он пытался настаивать. Но было очевидно, что такой долгий путь, а потом и одинокое возвращение домой были ему не по силам, и отцу пришлось смириться с указаниями лекаря. За столом он сидел, клюя носом, прижавшись плечом к плечу папы, и в общем разговоре не участвовал. Он был сейчас похож на Иана несколько лет назад, когда тот, не желая отправляться спать, сидел вместе со взрослыми, силясь не заснуть и даже не пытаясь вникнуть в суть беседы. Самым важным для него тогда и для Иорвета сейчас было оставаться частью компании, не упустить ни единой совместной минуты, и в этом праве отцу Шани решила не отказывать.
Накануне для Иана и Фергуса наконец купили новую одежду — простую, ничем не примечательную, но зато приходившуюся по размеру, не с чужого плеча и без легкомысленной цветочной вышивки. Принц в своем глухо застегнутом на все пуговицы коричневом дорожном дублете выглядел удивительно взрослым и собранным. Иан украдкой поглядывал на него, про себя не переставая удивляться, как сильно изменился его друг с тех пор, как они покинули Нильфгаард. В Гусике сперва словно что-то надломилось и рухнуло, и на руинах его прошлой неуверенной растерянности взрастал наконец принц Фергус вар Эмрейс, с которым иногда теперь и легкомысленно пошутить было страшновато. Цвет его волос успел немного выцвести, и от этого странным образом стал выглядеть даже естественней, придавая лицу юноши невиданную прежде суровую привлекательность. Глядя на него, Иан невольно вспоминал то, как льстивые художники изображали на гравюрах самого Императора. Фергусу для того, чтобы отвечать стандартам мужественного благородства лживые изобразительные средства не требовались. Фигура его за это время совсем не изменилась, он остался тощим, узкоплечим, со слишком длинными руками, но из его жестов ушла угловатая неловкость, теперь друг держал себя уверенно и даже гордо. И оттого начинало казаться, что он вытянулся на пару дюймов и повзрослел на несколько лет. Иан знал, что, переступая порог спальни, оставаясь с другом наедине, Фергус снова становился Гусиком, с которым юный эльф уже очень привык спать в обнимку, шептаться за полночь о планах на будущее и просыпаться, испытывая странное, смущающе приятное тянущее чувство во всем теле, природы которого Иан не мог — или запрещал себе — понять. Но у окружающих сомнений не оставалось — перед ними сын своего отца, не безмолвный драгоценный груз и не дорогостоящий товар, а принц Нильфгаарда, пусть ему и не суждено было никогда стать Императором.