Папа выглядел хмурым и каким-то отстраненно-печальным. Может быть, от того, что не выспался — Иан знал, что он настойчиво оттеснил Шани от лечения отца, проводил у его постели бессонные ночи, сам менял ему повязки и по часам давал целебные эликсиры. Заходя пожелать спокойной ночи, Иан заставал весьма уютную картину — родители полулежали вдвоем на узкой кровати, отец устроил сонную голову на плече Вернона, а тот, одной рукой обнимая его, читал ему вслух какую-то толстую книгу, явно понимая не все слова, которые произносил. Иорвет, выныривая из оцепенения, время от времени раздраженно поправлял его, а Вернон, улыбаясь, послушно повторял за ним сложное слово по слогам. Сегодня же им предстояло снова надолго расстаться, и Иан чувствовал, как папе противна мысль о том, что он оставляет своего возлюбленного в таком плачевном состоянии. Иорвет быстро шел на поправку, но папа надеялся стать свидетелем его полного исцеления, чтобы сердце его снова было на месте.
Не отставал в соревновании по унынию и Эренваль. Ему предстояло уехать из Оксенфурта через неделю, и он, в отличие от папы, не был хоть сколько-то уверен, что когда-нибудь вернется. За время, проведенное в доме Шани, Иан успел познакомиться с надменным эльфом поближе, и даже получить от него несколько очень дельных советов по части применения заклинаний. Пусть сам Эренваль и не обладал способностями, но в теории разбирался неплохо, а объяснять умел даже лучше, чем мастер Риннельдор. Но юный эльф прекрасно понимал, что тратить на разговоры с ним время Эренвалю совершенно не хочется. Переступив волшебную грань близости в своих отношениях с Шани, тот теперь никак не мог насытиться, будто старался вместить в оставшиеся дни все упущенные годы. Однако, в отличие от родителей, Эренваль и Шани избегали прикасаться друг к другу, когда были в комнате не одни, и Иан, хоть и хотел поздравить эльфа с тем, что он наконец решился отринуть предрассудки и признаться самому себе в чувствах к человеческой женщине, сдерживался, чтобы не смущать Эренваля. Смущаясь, он становился невыносимым и мог обидеть Шани какой-нибудь неприятной фразой вроде «Ты преувеличиваешь, это женщина мне совершенно безразлична». Иан предпочел не рисковать.
— До Вызимы путь неблизкий, — заговорила хозяйка, нарушая воцарившуюся над столом невеселую тишину. Шани единственная сохранила бодрое настроение и улыбалась. Иан догадывался, что то была выработанная годами привычка врача, привыкшего не давать отчаяться безнадежно больным пациентам или смертельно раненным солдатам, чтобы их уход был легче. — Может быть, возьмете еды в дорогу? Я могла бы собрать для вас что-нибудь, пока еще есть время.
— Благодарю, но не нужно, Шани, — покачал головой папа, — Ламберт уже вчера все подготовил, включая припасы в дорогу.
— Удивительная прозорливость для ведьмака, — улыбнулась Шани, и лицо ее вдруг приняло какое-то глуповато-ностальгическое выражение, — тот, с которым приходилось иметь дело мне, никогда не отличался особой хозяйственностью и мог отправиться в путь, забыв даже толком натянуть сапоги.
Эренваль заметно нахмурился. По всей видимости, он был осведомлен о знакомстве Шани с неким ведьмаком куда больше, чем прочие присутствующие, и сейчас неприятно поджал губы, но ничего не сказал. Иан и раньше подмечал, что эльф безо всякой причины относится к Ламберту не просто холодно, как ко всем остальным, а почти с открытой враждебностью, будто тот успел насолить Эренвалю лично. Теперь, похоже, можно было смело утверждать, что Ламберт не угодил эльфу тем только, что был ведьмаком. Шани же была не так глупа, чтобы не замечать недовольство Эренваля, и Иан готов был поспорить, что она просто-напросто подтрунивала над своим воздыхателем, прощупав это его больное место. Это было так по-простому трогательно, что впору позавидовать. Если бы не тот факт, что влюбленным грозила неминуемая разлука.
От предложения помочь убрать со стола Шани отказалась, и все трое путешественников наконец собрались на выход. Иорвет поднялся, опираясь на папину руку, но потом, отведя ее в сторону, подошел к Иану и крепко обнял его. Юный эльф ждал, что отец что-нибудь ему скажет, но слова Иорвету были не нужны. В это объятие он вложил всю невысказанную благодарность и гордость, которую Иан буквально почувствовал кожей, и в ответ обхватил отца руками так крепко, что тому пришлось даже напряженно выдохнуть от боли. Юный эльф поспешил разжать объятие, но Иорвет еще несколько долгих секунд не отпускал его от себя.
Следующим пришла очередь Фергуса. Отец некоторое время смотрел юноше в глаза, опустив перевязанные руки на плечи, и, когда Гусик уже начал панически решать, куда отвести взгляд, наконец произнес негромко, но очень весомо:
— Выбор всегда за тобой, — а потом все же обнял принца.
На то время, пока родители целовались, стоя у порога дома, Иан предпочел смотреть в чистое осеннее небо. Над крышами домов собиралась большая стая птиц, готовая улетать на юг. Они перекрикивались, галдели, но этот шум все равно не мог заглушить смущающих разочарованных вздохов, когда родители наконец отстранились друг от друга. Отец выглядел совершенно измотанным. Это длинное утро оказалось для него слишком сложным в нынешнем состоянии, но он все же нашел в себе силы еще раз сжать руку Иана на прощанье и шепнуть «Мы увидимся на Йуле, мой маленький чародей».
У городских конюшен их уже ждал Ламберт. Его собственный крупный гнедой конь по имени Буревестник, папина Бабочка и вороной нильфгаардский жеребец, на котором мальчишки выехали из Новиграда, были уже оседланы, собраны и топтались в нетерпении, стуча копытами по брусчатке. Подойдя к ведьмаку, однако, папа нахмурился.
— Нет-нет, — сказал он, указывая на вороного, — уведи его, мальчики поедут на Серебряном. Этот конь принадлежит губернатору Новиграда, они просто украли его, и теперь пропажу нужно вернуть.
— Хрена с два, — фыркнул Ламберт, — этот твой губернатор Новиграда не смог уследить не то что за своим конем, даже за самым почетным гостем во всей его жалкой жизни. В его доме принца чуть не убили, так что я считаю, он должен взять этого коня, как плату за эдакое гостеприимство. Так будет справедливо.
Папа некоторое время еще хмурился, и Иан ждал, что он продолжит возражать, но внезапно человек хмыкнул и улыбнулся.
— Вообще-то, формально, губернатор — слуга Императора, а этот конь — необходим Его высочеству для путешествия, — сказал он, — будем считать это экспроприацией в пользу Империи.
— Экспроприацией, — шепотом повторил Фергус за папой. Иан замечал, что друг часто проговаривал для себя сложные слова, силясь их запомнить, не желая казаться глупым. Очень захотелось сообщить Гусику, что юный эльф и сам не знал значения этого мудреного термина. Видимо, папа вычитал его в отцовских книжках, не иначе.