— Ему нужно имя, — Ламберт подошел к жеребцу и ласково погладил его по носу. Конь потянулся к ведьмаку с доверчивой лаской, которую сложно было заподозрить в таком большом грозном создании. — Как тебя зовут, мальчик, м? — спросил он у жеребца так, словно тот действительно мог ему ответить.
— Я думаю, Гусик должен придумать ему имя, — вмешался Иан, — это ведь его конь.
— Справедливо, — подтвердил Ламберт и подмигнул Фергусу, — ну, давай, парень, не может животное оставаться безымянным.
Фергус замешкался, явно судорожно перебирая в мозгу все мало-мальски подходящие имена, и папа, которого эта заминка начинала всерьез злить, бесцеремонно подтолкнул принца в спину.
— Назови его Пирожком, и поехали скорее. Мы и так слишком долго завтракали.
Конь на такое вопиющее нахальство громко заржал, потряс головой, скидывая руку Ламберта, и тот рассмеялся.
— Сам ты Пирожок, Роше, — сказал он, отходя к Буревестнику и садясь в седло, — этой животине нужно имя повесомей. Ему ведь суждено носить на себе принца-консорта Темерии. И как ты прикажешь бардам воспевать его подвиги, если его коня будут звать Пирожок?
— Нет у меня никаких подвигов, — заметил Фергус, легко садясь в седло и дожидаясь, пока Иан последует за ним.
— Поверь мне, мой юный друг, — заявил Ламберт, оправляя мечи за спиной, — в такой лошадиной залупе, как Темерия, подвиги — это только вопрос времени. Тамошним бардам так скучно живется, что они готовы воспевать даже твою новую прическу.
— Полегче, — недовольно осадил его папа. Бабочка покорно замерла под ним, дожидаясь команды знакомой руки, — ты о моей родине говоришь.
— Хотя, знаешь что, — проигнорировал его замечание Ламберт, продолжая обращаться только к Фергусу, — самую злобную скотину, которую я видел, звали Василек. Так что, может быть, Пирожок твоему коню и пойдет. Но ты еще подумай.
Они выехали из города, когда солнце только-только поднималось из-за горизонта, и очень быстро погрузились в лес. Ламберт ехал впереди, безошибочно выбирая дорогу. Папа замыкал колонну, а Фергус, крепко держа поводья, держался в седле так прямо и величаво, будто в полной мере ощутил себя частью настоящего боевого отряда.
Осень раскрасила деревья золотом и багрянцем. Утро выдалось холодным, прозрачным и свежим, и Иан, прижавшись к верной спине друга, расслабленно наблюдал за тем, как с вековых ветвей сыплются ленивые листья, и копыта коней вспарывают желтое покрывало, застлавшее тропу под ними. Живя в Нильфгаарде, или даже гостя у родителей, юный эльф не задумывался над тем, как, в сущности, ему нравилось находиться в пути. Он никогда не вел бродячий образ жизни, никогда не скитался, и все его путешествия всегда имели конечную цель, у него всегда был дом, но что-то в глубине его эльфского сердца стремилось к странствиям, стоило Иану ступить на новую тропу. Он знал, что никогда не сможет, да и не захочет бросить все и отправиться в бесконечные скитания, о которых ему рассказывал Геральт. Или не станет срываться с места на место по чужому приказу, как делал папа. Для юного эльфа дорога была своего рода редким удовольствием, как ожидание праздников. Он точно знал, куда едет, но путь до этой точки был ничуть не менее важным, чем пункт назначения. И сейчас он позволил себе расслабиться, немного забыться, раз уж Фергус взял на себя управление конем, и просто лениво прислушивался к тому, как Ламберт травил байки о придворной жизни.
Ведьмак за прошедшие годы совсем не изменился. Он все еще был тем же великовозрастным опасным жестоким мальчишкой, с которым Иан однажды играл в снежки во дворе и пытался построить крепость. Его рассказы о том, как Анаис управлялась с обязанностями королевы, были полны черной иронии, иногда — искренне злой насмешки. Он поведал спутникам о том, как все придворные дамы вдруг решили, что носить платья и сложные прически — это пережиток темного прошлого. В вызимскую моду прочно вошли брюки для верховой езды, хотя никто из дам не умел толком держаться в седле, и короткие мальчишеские стрижки, в точности, как у королевы. С нескрываемым удовольствием ведьмак рассказал, как Кейра Мец, любительница кричащих нарядов с откровенными вырезами, не оставлявшими простора воображению, чуть не облезла от злости, когда однажды оказалось, что на нее смотрят, как на чудаковатую бабушку, забывшую, какой век стоял на дворе.
— И что бы вы думали, — фыркнул Ламберт не хуже собственного коня, — ей пришлось пошить себе брюки, заказать высокие сапоги и обрезать волосы, а то получалось, что я выгляжу куда более модным, чем она. Кейра потом три ночи подряд плакала, утверждая, что стала похожа на уродливого пажа с сиськами. Пришлось доказывать ей, что краше нее, я пажей никогда не видал.
Фергус смеялся над этой историей, не скрываясь, а папа спросил, не меняя привычного строгого тона:
— И не скучно тебе жить при дворе? Ты же ведьмак, тебя растили не для этого.
— Ты шутишь что ли? — усмехнулся Ламберт, бросив взгляд на папу через плечо, — да сидя в ледяных стенах Каэр-Морхена и слушая бубнеж Весемира, или продираясь сквозь сраные болота где-нибудь в Ковире в поисках очередной водяной бабы, я и мечтать не мог о том, что буду жить в королевском дворце на всем готовом, каждый день трахать прекрасную чародейку и откладывать деньги на то, чтобы однажды поселиться с ней в собственном замке в Назаирских горах, при этом выполняя совершенно непыльную работу. Каким бы я был дураком, если бы сейчас бросил все это из-за какой-то скуки?
Иан посмотрел на папу. Едва ли Ламберт знал о том, как человека занесло сейчас в Реданию, и что этому предшествовало, но каждая его фраза была сказана будто специально для Вернона Роше, который променял жизнь в Туссенте на опасную работу в лесах и болотах из-за той самой пресловутой скуки.
Папа, впрочем, на слова ведьмака никак не отреагировал.
— В Темерии не осталось чудовищ? — вместо него вмешался в разговор Фергус, — я слышал, что тамошние леса буквально кишат кровожадными тварями, и работы в них найдется для десятка ведьмаков.
— Чушь, — отмахнулся Ламберт, — сейчас, когда давно не было кровопролитных войн, в Темерии даже трупоеды перевелись. А уж когда там видели последнего приличного тролля или вилохвоста, я и не вспомню.
— А как же утопцы в болотах за городскими стенами? — поинтересовался Иан, — когда мы там жили, даже опытные охотники опасались на них выходить, это было слишком опасно.
— Да их там было всего особей сорок, — пожал плечами Ламберт, — я разобрался за пару дней. Нашел их гнезда, все зачистил, и теперь вокруг Вызимы не болота больше, а королевские охотничьи угодья, а деревня кирпичников разрослась, и к следующей зиме Анаис планирует построить там фабрику. Уже и краснолюдов пригласила — для обмена опытом.
Иан уважительно хмыкнул, а Фергус, похоже, немного сник. Своим простым рассказом Ламберт напомнил ему, что принц ехал в Вызиму, чтобы стать мужем королевы, которая не только принимала настоящие важные решения для своей страны, но и была примером для подражания даже для собственной придворной чародейки. Чтобы подбодрить друга, Иан покрепче обнял его за пояс и прижался к спине плотнее, шепнул прямо в ухо:
— Сможем сходить на охоту. Чем не первый подвиг принца-консорта?
Фергус чуть повернул голову, скосил на юного эльфа глаза.
— Я не люблю охоту, — ответил он таким же шепотом, — не хочу убивать, если я не голоден.
Ламберт, ехавший впереди, конечно, услышал их слова, повернулся к принцу, смерил его быстрым взглядом, но говорить ничего не стал.
Первый привал они сделали ближе к вечеру, на просторной поляне рядом с небольшой чистой речушкой. Ламберт быстро разжег костер, а папа принес воды в котелке, чтобы приготовить обед. Они никуда не спешили, а стоявшая весь день теплая солнечная погода располагала к отдыху. Пока взрослые занимались едой, юноши стояли у вороного коня, принявшегося мирно пощипывать жухлую осеннюю траву. Фергус некоторое время гладил блестящую черную гриву, потом пристально посмотрел на жеребца и серьезно спросил: