Выбрать главу

— Ворон? — помолчал, не дождавшись ответа, повторил попытку, — Пламя? Черное Солнце? — и снова никакого успеха — Иан уже с интересом наблюдал за этим странным разговором принца и коня, ожидая развития сюжета. Он знал — безымянный жеребец был первой собственной лошадью Гусика, и тот, не скрывая гордости, не мог пока поверить, что это сильное животное действительно отныне принадлежит ему одному. Принц глянул на друга, — может, назвать его в твою честь?

Иан фыркнул.

— Нет уж, назови лучше в мою честь своего первенца, — заявил он, — даже если будет девочка, — и, заметив, что Фергус снова зашел в тупик, предложил: — Но моя мама называла меня Соколенком. Может, Сокол? Или Сапсан?

— Соколы серые, — возразил Фергус, снова погладил гриву, — по всему выходит, что быть тебе Пирожком, дружок…

Иан рассмеялся.

— Тогда это будет один из тех пирожков, которые раньше готовил мой отец, — он тоже приблизился к коню, коснулся ладонью его точеной морды, — но вообще-то, мне нравится.

— Значит, так тому и быть, — вынес вердикт Фергус, похлопал коня по холке и широко улыбнулся, — здравствуй, Пирожок.

Конь запрял ушами, фыркнул, но больше резких возражений не высказывал.

У костра, когда с обедом было покончено, папа и Фергус сошлись в нешуточном споре. Вернон снова разложил на земле какие-то карты, и вместе с принцем они принялись горячо обсуждать, как лучше организовать оборону и нападение в неведомой области — к стыду своему, Иан не мог точно сказать, о каких именно землях они рассуждали.

— Нельзя предугадать, как поведут себя защитники осажденной крепости, — возражал папа на очередное стратегическое решение Фергуса, — они же как крысы, загнанные в угол. И мы точно не знаем, какими ресурсами внутри города они располагают. Может быть, осада продлился месяцы, наступит зима, и наши войска попадут в ту же ситуацию, что и войска Императора, когда Редания захватила Каэдвен, после того, как перевалы занесло снегом.

— Само собой, нельзя, — защищался Фергус, — если вся ваша стратегия сводится к простому «Импровизируем». И я всегда считал, что осада — это худший вариант ведения войны. Вы правы — она может длиться месяцами, и осаждающие теряют бдительность вместе со временем. Потому я настаиваю на быстром штурме.

— Быстрый штурм ведет к огромным потерям, — не сдавался папа, — да, город можно захватить при помощи открытого наступления и нескольких диверсий, но в результате может так получиться, что отстаивать завоеванную территорию будет некому — все полягут под стенами. Ты читал об обороне Вергена?

— Конечно, читал, — подтвердил Фергус, — но там сработал фактор неожиданной подмоги. Отряд лучников появился из ниоткуда и смог отбить наступление. Кроме того, как я слышал, в сражение вмешался еще и дракон. Нельзя рассчитывать, что такая удача ждет каждый осажденный город.

— Имперцы, — надменно фыркнул папа, — вы всегда полагаетесь на свою многочисленность, не считая жертвы. Для Императора что сотня погибших, что десять тысяч — все одно. Лишь бы победить побыстрей.

Фергус нахмурился и даже чуть отодвинул от себя карту.

— Это неправда, — убежденно заявил он, — у Императора есть очень развитая разведывательная сеть, и чаще всего удается захватывать города бескровно — подкупом, угрозами, но без лишних жертв. Мой отец знает имена всех командиров всех частей своей армии, всех своих ленников и генералов. И не смейте утверждать, что жизни солдат для него ничего не значат!

Закончил свою отповедь он с таким жаром, что Иан и Ламберт, сидевшие рядом, обернулись к ним, а Роше даже слегка отпрянул. Сдвинул брови, и юный эльф почуял неладное. Вот сейчас он ответит принцу — резко, зло и правдиво, и у Фергуса не останется аргументов. На этом легкое путешествие в приятной компании закончится, и принц в глазах Вернона Роше больше никогда не будет прежним мальчиком, лучшим другом его сына. Он станет врагом.

— Я лишь хотел сказать, — цедя слова медленно, как драгоценный декокт в пробирку, проговорил папа, — что штурм — это не всегда лучшее решение. Осаду тоже нужно уметь вести, и, если не терять бдительность, ею можно добиться гораздо большего. Существуют способы воздействовать на людей в осажденном городе, куда более эффективные, чем бряцанье оружием и десяток баллист.

— Например, Синие полоски? — тихо спросил Фергус, и папа медленно кивнул.

— Сейчас мы называемся по-другому, — он неожиданно мельком улыбнулся, — но суть осталась прежней.

— Так, — вдруг вмешался в их баталию Ламберт, — хватит рассуждений о теоретических войнах, ну их в жопу, эти осады. Давайте сыграем в гвинт.

— Я не люблю гвинт, — покачал головой Фергус, — по-моему, это какая-то глупая игра.

— Сопляк, — осклабился Ламберт и перевел вопросительный взгляд на Иана.

— Я бы сыграл, — неуверенно ответил тот, — только я не очень хорошо знаю правила. Да и колоды у меня нет…

Над поляной повисла неловкая тишина, потом папа вдруг тяжело вздохнул и встал.

— Ладно-ладно, похоже, время пришло, — объявил он и быстрым размашистым шагом отошел к мирно пасущимся лошадям, вернулся через мгновение и протянул Иану небольшой сафьяновый мешочек, — вот. Я всю жизнь собирал эту колоду, но в последнее время играть мне все равно не с кем и некогда. Так что теперь она твоя, сын. Храни ее.

Иан почувствовал, что здесь и сейчас происходит нечто невероятно важное и торжественное, и, поддавшись мгновению, встал, отряхнулся и, глядя папе прямо в глаза, протянул руку. Тот помедлил долю секунды, словно сомневался, но потом опустил мешочек в протянутую ладонь юноши. Иан ощутил ее приятную тяжесть и то, как от ладони вверх по руке пошли мелкие волнительные мурашки. Ламберт и Фергус молча наблюдали за этой церемонией, а юный эльф растерялся. Что полагалось делать, когда тебе, как древний фамильный артефакт, вручают старую колоду для гвинта? Простого «спасибо» было явно недостаточно.

— В прошлый раз, когда этой колодой играл эльф, он не спрашивал моего разрешения, — заметил папа, опустив руку, — и обул тогда весь мой отряд. Некоторые из них до сих пор вспоминают тот день. — Он сделал короткую паузу и улыбнулся каким-то своим неозвученным мыслям, — и я вспоминаю.

— Спасибо, папа, — тихо произнес Иан, и голос его зазвучал на удивление по-детски, словно ему вновь было семь лет, и человек хвалил его за какой-то маленький глупый успех. Вернон мешкал еще мгновение, потом быстро похлопал юношу по плечу и отвернулся.

Колода была старая, немного потрепанная от частого использования, но было заметно, что хранили ее с любовью и собирали тщательно, как драгоценную коллекцию древностей. Ламберт с удивительным для себя терпением принялся разъяснять Иану правила, и к тому моменту, как дело дошло до настоящей игры, Фергус и папа тоже втянулись в происходящее. Принц устроился за плечом ведьмака, а человек — рядом с Ианом, и они взяли на себя функции советчиков, проникнувшись азартом, и снова будто сражаясь друг с другом.

Когда закончилась очередная партия, уже совсем стемнело, и папа объявил, что они останутся на этой поляне на ночевку. Вместе с ведьмаком Вернон набрал лапника, постелил на него свой плащ и велел мальчишкам ложиться. К вечеру сильно похолодало, и Иан с Фергусом снова устроились, плотно прижавшись друг к другу. Ламберт укрыл их сверху своим плащом, а сам отошел к костру, сел рядом с ним, скрестив ноги, и замер, впадая в какой-то непонятный транс.

— А как же ты? — спросил Иан у папы, выглянув из-под плаща и крепче прижимая к себе принца. Человек только улыбнулся.

— Я привык к лесному холоду, — ответил он, — к тому же, кто-то должен остаться на страже. Спи, малыш.

Он не называл его так уже несколько лет, и Иан, улыбнувшись, поерзал немного, устраиваясь поудобней. Ему стало казаться, что ни одна кровать, даже самая шикарная, не могла сравниться с этой самодельной лежанкой под открытым небом. Ему было тепло. Сонное дыхание друга приятно щекотало ему шею, а папа и Ламберт — самые надежные и отважные люди на свете — сидели в паре шагов от них и сторожили их сон.

Иан проснулся от отчаянного ржания коней. Встрепенулся и сел, отбрасывая край плаща. Фергус тоже открыл глаза и теперь рассеянно озирался по сторонам. Ламберт и папа были на ногах, и Иан заметил, что оружие они держали наголо. Холодный удушливый страх коснулся его и проник в грудь вместе с новым вздохом.