— Простите, — заговорил юный эльф, изучая измазанные зеленой краской носки своих сапог, — я отлучился без вашего дозволения. И готов принять наказание.
Целая ночь, проведенная за мытьем пробирок и реторт, безусловно, стоила короткого визита к Фергусу, и Иан мужественно поднял взор на наставника. Мастер Риннельдор тоже наконец обернулся к нему.
— Я получил послание от Императора, — заявил он негромко, — он велит тебе собираться — ты будешь сопровождать его сына на пути в Вызиму. Его высочеству требуется время, чтобы привыкнуть к новой жизни в качестве супруга королевы Темерии, и тебе предстоит помочь ему в этом.
Иан удивленно моргнул. В первый момент ему показалось, что он ослышался. Этого просто не могло быть. Может быть, он все же засунул в собственный портал голову, и все увиденное было лишь бредом его разложенного на атомы мозга?..
— Но как же наши занятия? — решил он все же проявить сознательность вместо того, чтобы броситься обнимать наставника. Мастер Риннельдор после такого мог бы и пойти против воли Императора.
— Тебе пора попробовать поупражняться самостоятельно, — ответил мастер Риннельдор, чуть поморщившись, — ты пробудешь в обществе принца два месяца — до Йуле. И если, когда ты вернешься, окажется, что ты не отточил навык, а растерял его, я больше не буду иметь с тобой никаких дел.
Иан сглотнул. Потом, все еще не веря в происходящее, поспешил с жаром кивнуть.
— Я буду заниматься! — пообещал он, уже думая, влезут ли все его книги в дорожную сумку, — обещаю, мастер! Каждый день!
Мастер Риннельдор устало покачал головой, потом по его безразличному лицу вдруг скользнуло нечто, очень похожее на улыбку.
— Я знаю, Иан, — сказал он, — я знаю.
Комментарий к Иан: Новое начало
Хочу заметить, что начало нового сезона вовсе не значит, что бонусные сцены к предыдущему не будут дополняться)
========== Фергус: От приключений к неприятностям ==========
Больше всего на свете Фергус ненавидел корабли. Он изучал стратегию ведения морского сражения, неплохо разбирался в навигации и всегда присутствовал на всех смотрах Императорской флотилии, но эти огромные плавучие махины вызывали у него безотчетный страх и неприязнь. Может быть, дело было в том, что, даже зная устройство судна, он не мог до конца понять, как эта деревянная конструкция может удерживаться на плаву и не тонуть, и был уверен — случись на море шторм или попади в корабль вражеский снаряд, спастись окажется практически невозможно. Во время битвы на суше всегда был вариант отступить и перегруппироваться, да пусть даже позорно сбежать с поля боя, но остаться в живых. Но посреди бескрайнего морского простора, окруженным горящими обломками даже самого величественного флагмана, шансы выбраться стремились к нулю. В детстве он часто видел, как элитные силы Императорского флота выходили из порта Нильфгаарда и направлялись на север, в сторону непокорных островов Скеллиге. И позже в столицу возвращались лишь жалкие остатки команд и судов. Для семей же тех, кому не повезло, не оставалось даже шанса похоронить своих павших с почестями. Море забирало воинов безжалостно и безвозвратно, и приходилось лишь спускать на воды церемониальные лодки и венки, в надежде, что мертвым и богам будет до этого хоть какое-то дело.
И еще, конечно, принц ненавидел прощаться. Лишь переступив через первый десяток лет жизни, он осознал, каким одиноким, в сущности, было его детство. Его охраняли, как зеницу ока, особенно после того случая, когда Фергуса чуть не отравили в Боклере. Всех слуг, имевших дело лично с ним, проверяли и перепроверяли, и все они боялись сказать в его присутствии лишнее слово, поддержать невинную игру, а любая беседа становилась потенциально опасной. Император и его агенты строго следили за тем, что вкладывали в голову принца приближенные к нему люди — и те в какой-то момент понимали, что лучше всего — вовсе замолчать.
Единственным исключением был, конечно, Иан. Их дружба завязалась так стремительно и так быстро окрепла, что Фергус едва успел заметить, как эльф превратился едва ли не в главного героя его помыслов. До того, как Иан перебрался в Нильфгаард насовсем, Фергус воображал, как водит его по коридорам дворца и улицам столицы, как показывает свои сокровища, делится своими игрушками и рассказывает немудреные секреты. И когда их новая встреча наконец состоялась, Фергус боялся, что настоящий юный эльф не оправдает его ожиданий, окажется глупее, болтливей, скучнее воображаемого. Но реальность была куда прекрасней любых фантазий. Иан не отвечал Фергусу фразами, которыми он наделял друга в своей голове, спорил и не соглашался с ним, пару раз они даже подрались — но это и было самым замечательным в их дружбе. Иан был живым, и на их связь, на то, что он говорил принцу, никак не влияли ни вездесущие агенты, ни мнение Императора, ни даже капризы самого Фергуса. И лишь тот факт, что теперь друг отплывал в Темерию вместе с ним, и примирял Фергуса с реальностью.
Проводить его в порт прибыла, конечно, вся Императорская семья — кроме Цириллы. Та уже пару месяцев находилась в Вызиме и должна была встретить брата там. Матушка, облаченная в струящееся светло-фисташковое платье и длинный полупрозрачный полог, удерживаемый на ее голове тонкой золотой короной, обнимая Фергуса, шепнула ему на ухо, что будет очень скучать, но по ее улыбающемуся лицу принц заподозрил, что она кривит душой — пусть и самую малость. Принц любил мать, конечно, любил. Пока на свет не появилась Лита, Императрица всегда была рядом с ним, утешала и обнимала его, сидела у его постели, если мальчик болел, всегда находила для него нежное ободряющее слово. Но потом, невероятно жарким летом того года, когда родилась Лита, вдруг словно пропала и забыла о нем. В Туссент тогда они не поехали. Фергус знал, что Императрице нездоровится, что ее занимают куда более важные дела — дать жизнь «неожиданному подарку судьбы» оказалось не так-то просто. Он жалел мать, приходил в ее покои, когда ему позволяли, по-прежнему пытался рассказывать о своих делах, в которых и раньше она ничего не понимала, но всегда старалась поддержать сына и хотя бы симулировать интерес. Но теперь Императрица почти всегда выглядела усталой и отрешенной, едва слушала его и часто вовсе ничего не отвечала на рассказы о мальчишеских горестях.
Когда же Лита наконец появилась на свет, стало еще хуже. Теперь мать занималась только и исключительно новорожденной, до которой не допускала ни нянек, ни кормилиц. Даже Фергусу взглянуть на сестру было дозволено далеко не сразу, хоть его эта встреча и так-то не слишком прельщала. Цирилла пыталась объяснить Фергусу, что мать нужно понять и относиться к ее предательству снисходительней. Но ей легко было это говорить — она прожила свободной почти всю свою жизнь, и, даже вернувшись в Нильфгаард, в отчий дом, все еще позволяла себе в любой момент сбегать из него и делать все, что ей вздумается. Фергусу такие вольности и не снились, вся свобода, на какую он мог рассчитывать во дворце, сводилась к неконтролируемому беспорядку в его мастерской и праву общаться с Ианом, сколько душа пожелает.
Отец прощался с ним скупо, как и всегда. Он опустил тяжелые нервные руки Фергусу на плечи и произнес — негромко, лично ему, а не на публику, глядя прямо в глаза принцу:
— Ты мой единственный сын. Не подведи меня. — и по тону его голоса, по его взгляду Фергус понял, что уже, кажется, подвел его.
Отца принц любил больше всего на свете. И дело было не только в том, что вырос мальчик на красочных историях о его героических завоеваниях. Император Эмгыр вар Эмрейс, Белое пламя, пляшущее на курганах врагов, был живой легендой. И эта легенда по какому-то странному стечению обстоятельств оказалась его родным отцом. Фергус, может, и не заслуживал такой чести, но он готов был забыть обо всем, отказаться от всего, лишь бы провести в обществе отца лишнюю минуту. Император не был щедр на нежности и слова поддержки. Он учил, объяснял и наставлял, но почти никогда не хвалил. Величайшей похвалой в свой адрес Фергус мог считать короткое «Конечно, ты же мой сын», но он прекрасно знал, что в этом нет его заслуги. Он мог бы родиться в семье простого лодочника или у отцов Иана, оставшись точно таким же, каким был сейчас. Император хвалил принца вар Эмрейса, а Фергус неизменно оставался им незамеченным. Стратегические задачки, политические трактаты, имена всех полководцев всех частей во всех трех Северных войнах — в этом Фергус был совсем неплох, и Император удовлетворенно кивал на каждое новое найденное решение в теоретической битве. Но, взглянув на собственный портрет, который Фергус писал несколько ночей подряд, забыв о сне, Эмгыр заметил лишь, что выглядит слишком добрым, и распорядился запрятать художественный хаос мастерской сына подальше — в самую высокую башню. В Императорском дворце не было места беспорядку — и не было места Фергусу.