Иан сглотнул. Слова матери были словами обезумевшей фанатички, но глаза ее были сухи и серьезны. Она верила в то, что говорила, и от этой веры у юного эльфа начали подкашиваться ноги. Он не устоял бы, если бы Виенна не продолжала удерживать его за плечи. Ему бы хотелось ответить на эти разговоры так же уверенно, как эльфке отвечал папа. Армии Темерии, Редании и Нильфгаарда сметут наступление за пару недель, у людей достаточно сил, чтобы справиться с грядущей угрозой, в новой войне нет смысла. Но отчего-то все эти аргументы вяли в его сознании, как осенние цветы под первым снегом.
Виенна вдруг моргнула, отпрянула, словно вынырнула из тяжелого сна. Отпустила Иана и попятилась. Он остался стоять, как последний нескошенный колос, почти чувствуя кожей, как за его спиной напрягся и выжидает Фергус.
— Я все расскажу, — тихо сказала Виенна, улыбаясь кротко, как смущенная невеста, — на рассвете, когда ублюдок Роше придет, я расскажу ему все и приму его помощь. Когда начнется война, я хочу быть подальше отсюда. И тебе советую, мой маленький Иорвет.
Иан знал, что после всего, что она наговорила, эти слова уже не имели почти никакого смысла. Виенна лгала, желая от него избавиться, может быть, успокоить прежде, чем прогнать.
— Только одна просьба, — она протянула руку и коснулась его щеки — подушечки пальцев были твердыми и шершавыми от тетивы, а от запястья Виенны пахло весенними травами, — дай мне что-нибудь на память, мой маленький. Чтобы даже вдали отсюда, я могла вспоминать тебя.
Иан растерялся, понимая, что не взял с собой ничего такого, что могло бы подойти, но Виенна, скользнув ладонью дальше, ему за затылок, потянула за край черную ленту, которой Иан подвязывал отросшие волосы. Ее дал ему отец, когда они еще были в Оксенфурте, а потом не стал забирать — лента была слишком длинной и широкой для едва успевшей отрасти шевелюры Иана, но он с ней не расставался. Но сейчас Виенна сама выбрала себе подарок.
Волосы Иана рассыпались, щекоча шею, и мать отступила на шаг, сжимая ленту в ладони.
— Уходи, — сказала она, отвернувшись от сына, и тот и сам уже понял, что больше не выдержит в ее компании ни секунды.
Остаток ночи Иан провел, обнимая Фергуса под тяжелым одеялом, и никак не мог согреться. Принц ничего не сказал ему о произошедшем, и юный эльф понимал, что друг просто не мог подобрать нужных слов. Да их и не было — Иан сделал для своей матери все, что было в его силах, и теперь судьба Виенны была лишь в ее собственных руках.
Их разбудил резкий стук в дверь, и юноши подскочили на кровати. Без приглашения тяжелая створка распахнулась, и в комнату вошел Вернон Роше. Он быстро окинул взглядом всполошившихся мальчишек. Те были одеты довольно прилично, но все равно, только слепой или полный кретин бы не понял, что спали они в объятиях друг друга. Папу, впрочем, похоже, это ничуть не волновало.
— Я так и знал, что, раз ты не у себя, я найду тебя здесь, — его глаза, обычно становившиеся мягкими, как чуть подтаявшие шоколадные конфеты, когда он смотрел на Иана, сейчас казались черными провалами.
Фергус, стараясь спасти свое реноме, выскочил из кровати, оправляя ночную сорочку, Иан же остался сидеть, боясь пошевелиться. Оба мальчишки сразу поняли — подкуп, похоже, оказался не таким уж верным средством для того, чтобы заручиться чужой верностью.
— Ты узнал, что Виенна здесь, — папа не спрашивал, а утверждал, и по его лицу совершенно невозможно было понять, как сильно он злился, — и ты приходил к ней ночью. Не знаю уж, как ты к ней просочился.
Иан понимал, что отпираться бесполезно. Бойцы все же не сдали их с Фергусом, и Роше, похоже, решил, что Иан пробрался в комнатушку сквозь крохотное окно, как кот. Но сомнения в его голосе вовсе не слышалось.
— Я знал, что ты предложил ей сделку, — ответил он тихо, всеми силами пытаясь не отвести глаз под взглядом папы, — и я хотел уговорить ее согласиться. Я надеялся, она меня послушает. — он сделал паузу, подобрался и сжал в пальцах одеяло, — она… отказалась?
Роше секунду помолчал, потом качнул головой.
— Нет, — ответил он, — и не согласилась. — он швырнул на одеяло скомканную черную ленту, и та осталась лежать, как сброшенная змеиная кожа. Мать сбежала — понял Иан — может быть, убила стражников, или тот маг, что поджег дом его отца, пришел за ней через портал. И в этом побеге обвинят Роше, когда он не захочет выдавать сына.
— Я нашел ее повесившейся на этой ленте, — отчеканил папа резко, и спину Иана сковало льдом.
Он услышал, как охнул Фергус. Папа продолжал смотреть на юного эльфа строго и прямо, а тот не мог ничего ответить, только открыл и закрыл рот, глянул на ленту уже не как на змеиную кожу, а как на настоящую ядовитую гадюку. Еще мгновение между ними висела тишина, потом папа, будто вдруг осознав, что натворил, шагнул к постели, сел и раскрыл Иану объятия. Тот подался к нему, не зная, как сказать человеку, что от этой новости не ощутил ровным счетом ничего, кроме парализующего смертельного холода. Сейчас, в свете дня, становилось ясно, что Виенна была права — убивать себя ей было даже не обязательно, она была мертва, едва переступив порог Вызимского дворца, и Иан с большим эффектом мог бы вливать целебные эликсиры в раскрытый рот мертвеца, чем уговаривать ее.
— Прости меня, — папа погладил его по голове, как маленького, не давая отстраниться из объятий, — я не должен был вот так тебе это сообщать. Ты не виноват.
— Я знаю, — тихо и ровно отозвался Иан, потом все же отодвинулся от папы и посмотрел ему в глаза — снова шоколадные, — что теперь с ней будет? — спросил юноша не дрогнувшим голосом, — кто ее похоронит?
Папа нахмурился, пожал плечами. В Вызиме уже много лет никого не казнили, и как быть с той, что казнила себя самостоятельно, он, очевидно, понятия не имел.
— Я хочу сам это сделать, — Иан выдохнул и уже совершенно прямо взглянул на папу, — я хочу похоронить ее по эльфской традиции.
Вернон Роше пару секунд колебался, потом коротко кивнул.
— Делай, что считаешь нужным, — ответил он.
========== Регис: Война и мир. ==========
Вернон Роше был человеком, безоглядно верным привычкам. Ставка его отряда располагалась в большом бревенчатом доме посреди темерских лесов, прежде заброшенном, но стараниями бойцов приведенном в идеальный порядок — насколько вообще можно было навести порядок в подобном месте. Командир делил со своими солдатами стол, кров и нехитрые развлечения, когда на них хватало времени, и воспитывал в людях ту же педантичность, которой обладал сам. Регис наблюдал за ним всего несколько дней, решив заранее прощупать почву, прежде, чем столкнуться с предметом интереса Императора лицом к лицу. И за это время успел выучить нехитрое, но четкое расписание. Командир просыпался до рассвета, тратил непростительно много для его работы времени на утренний туалет — умывался и тщательно начисто брился — проверял свое оружие, хотя накануне, перед отходом ко сну, уже делал это. Одежду и снаряжение Роше держал в чистоте, немыслимой для мест, в которых пребывал, сапоги его всегда были начищены, мундир — избавлен от грязи и дорожной пыли. Однажды Регис наблюдал даже, как человек подравнивал и без того очень коротко остриженные волосы маленькими серебряными ножницами, а после процедуры — собрал темно-рыжие пряди в платок и позже сжег их, словно боялся, что забредший в их края колдун похитит их и наведет на него порчу.
Той же опрятности Роше требовал и от своих подчиненных. Регис знал, что он командовал ими без малого семь лет, и сложно было сейчас представить, как командир вылепил из тех, кто выглядел, как бывший разбойник или спивающийся матрос, настоящую маленькую, но очень дисциплинированную армию. Его люди с тем же тщанием, что и он сам, следили за своим оружием, одеждой и внешним видом. Никто из них не брился, конечно, каждый день, но привычка умываться и чистить сапоги и мечи, казалось, въелась им в кости. Но, помимо этого, Регис никогда, даже в идеально-вышколенной нильфгаардской армии не видел такой человеческой преданности.