— Ее могли бы допрашивать в темнице, — заметил Иан негромко, ощутив внезапную необходимость оправдать действия папы. На совесть человека смерть матери легла тяжким грузом, и юноша надеялась хотя бы в собственных — и чужих — глазах снять часть этой вины. Как там сказала Анаис? Он всего лишь хорошо выполнил свою работу.
— В темнице она не смогла бы свести счеты с жизнью, — на этот раз Яссэ ответил с прохладцей, не обернувшись. Он продолжил свой путь по маленькой комнате, дошел до двери, остановился и коснулся пальцами ручки — видимо, у него мелькнула та же догадка, к которой пришел Иан. Но Яссэ не задержался надолго, сделал несколько шагов в сторону и наконец остановился перед юношей.
Он превосходил Иана в росте на полголовы, и перед магом тот почувствовал себя снова мальчишкой, но на этот раз не предвкушавшим яркое цирковое представление, а застуканным за непростительным поступком и ожидавшим справедливого наказания. Но Яссэ улыбнулся.
— Ты очень вырос с тех пор, как мы виделись в последний раз, — заговорил эльф, вглядываясь в лицо Иана пристальней, — должно быть, многие из тех, кто не видел тебя пару лет, говорят это. Но я имею в виду не только твой рост. Я почувствовал в тебе силу Истока еще при самой первой нашей встрече. Ты и сам тогда этого еще не подозревал, но магия дремала в тебе — исключительная, восхитительная… Жаль, что и сейчас она спит.
Иан нахмурился. Сложно было поспорить с тем, что его успехи в магии измерялись крупицами. Он освоил несколько целительских и шпионских техник, пару несложных бытовых заклинаний, но за последние недели в нем успело многое поменяться, и эльф даже начал немного гордиться тем, чем занимался, принял, как данность необходимость упорного труда и был готов к нему. Но Яссэ, видевший его всего пару раз в жизни много лет назад, смотрел на Иана сейчас, как на глупого несмышленыша, взявшегося за сложный философский трактат, хотя едва научился складывать буквы в слова.
— Вы меня совсем не знаете, — это был самый простой, самый очевидный ответ, но на него эльф лишь снова беззлобно усмехнулся.
— Позволь мне, дитя, быть с тобой откровенным, — сказал он, — я следил за тобой много лет, с той самой ночи в Туссенте, когда твои родители устроили праздник на винодельне. Мы уехали, но сердце твоей матери осталось с тобой, хотя ты не пожелал отправиться в путь с ней. Ты, должно быть, знаешь, что труппа наша была не так проста, как хотела казаться, и у меня было много глаз и много способов подслушать и подсмотреть — и магических, и самых обыкновенных. Сперва я наблюдал за тобой по просьбе Виенны, рассказывал ей о твоих маленьких победах и досадных неудачах, о твоей дружбе с принцем Фергусом и том, как твои родители, занятые своими делами, забывали о тебе. И чем дольше я смотрел, тем больше убеждался — в тебе, дитя, скрыт огромный талант, и ты, выбирая путь, пошел не в ту сторону.
Иан нахмурился сильнее. Само знание о том, что все эти годы он был объектом постоянного наблюдения, не пугало, а вызывало какое-то смутное, гадостное чувство, словно нашел чужой волос в миске с супом или, откусив яблоко, обнаружил в нем червя. Но Яссэ говорил с ним так доброжелательно и легко, словно не было ничего естественней его наблюдений — забота о спокойствии любимой женщины, и не более того. Однако последнее замечание снова всколыхнуло в нем возмущение — Яссэ мог быть блестящим шпионом и знать, как Иан проводил каждую минуту каждого дня, но они все еще не были знакомы так близко, чтобы он мог осуждать его выбор.
— Ты знаешь, милый Иорвет, почему энергия Огня считается запретной для магов? — взгляд Яссэ стал цепким и прохладным, словно он заговорил о личных неприятных вещах.
— Мастер Риннельдор рассказывал, что эта магия способна быстро поработить сознание того, кто ею пользуется, — произнес Иан, будто отвечал хорошо выученный урок. Яссэ ухмыльнулся.
— Мастер Риннельдор повторяет слова Капитула, наложившего этот запрет, — покачал он головой, — энергия Огня — самая гибкая, самая тонкая из всех существующих, поддавалась магам слишком легко — с точки зрения тех, кто надеялся их контролировать. Королям, правителям прошлого, о котором нам велели забыть, не нужны были слишком сильные слуги, потому они позволили магам пользоваться лишь тремя стихиями, а адептов Огня признали преступниками и опасными бунтарями. Но опасность — вещь относительная. Те, кто по другую сторону, зовут это могуществом.
Иан покачал головой, готовый опровергнуть слова Яссэ, но тот не дал ему себя перебить.
— Ты помнишь, дитя, когда твоя сила проявилась особенно ярко впервые?
Иан сжал кулаки.
— Когда ты поджог дом моего отца из-за каких-то личных счетов, — выплюнул он, — когда он чуть не погиб в огне, а все его книги и рукописи оказались уничтожены.
— Он отверг предложение нашей Королевы, которой прежде приносил клятву верности, — спокойно ответил Яссэ, — и заслужил наказания за предательство. Но моей главной целью был вовсе не твой отец и не его бесполезные заметки. Я мог бы наказать его иначе — куда более надежным способом, если бы захотел. Я знал, что в том доме был ты, милый Иорвет.
Иан испуганно попятился. Мысль, что кто-то мог покушаться вовсе не на отца и даже не на Фергуса, прежде не приходила ему в голову. В этой партии он был слишком мелкой картой, чтобы кто-то не сбросил его в начале раунда.
— Ты ведь знаешь, что для использования магии, необходимо призвать энергию стихии? — спросил Яссэ мягко, — и какая стихия была единственной, к которой ты мог обратиться, когда открывал портал, прежде никогда тебе не дававшийся?
Сердце Иана пропустило удар. Ответ был таким простым и очевидным, что до сих пор его нельзя было заметить, как не замечаешь собственного дыхания, пока на нем не сосредоточишься — или не начнешь задыхаться.
— К Огню, — тихо проговорил он, — я обратился к Огню.
Яссэ улыбнулся.
— Верно, дитя, — подтвердил он, — это было твое первое столкновение с ним, и он помог тебе спасти и свою жизнь, и жизнь твоего отца-предателя. И что же — ты немедленно стал его рабом, как утверждает мастер Риннельдор?
Иан покачал головой, все еще слишком обескураженный.
— Я хотел помочь тебе, — продолжал Яссэ, — раскрыть силу, дремлющую в тебе, которой в спокойной обстановке суждено было остаться спящей. И у меня получилось. Конечно, это была не первая из расставленных мной ловушек. Нападение на комнату принца в Новиграде — я знал, что ты захотел бы защитить друга. Встреча на тракте — в лагере, куда вас привезли, жгли костры. Мои солдаты не видели в этом смысла, но я велел им делать это — специально для тебя.
— Но зачем? — от этого спокойного мягкого тона, от доброжелательного взгляда и скупых плавных жестов Яссэ Иан начинал злиться все сильней. Он вспомнил, как магия проникла в него, когда он попытался принять вызов, брошенный Цири, как почувствовал прилив незнакомой отчаянной уверенности, смог подобрать верные ответы в важных, уже случившихся беседах — вместо своего глупого молчания, и все это сейчас огненным комом зрело в груди.
— После всего, что я тебе рассказал, я не смею надеяться, что ты поверишь мне или в то, во что верю я сам, — ответил Яссэ, — но я уже говорил тебе — в тебе дремлет великая сила, которой не дают развиться, которая не знает свободы. А я — борец за свободу, дитя, и за магию, которую люди, изуродовав, забрали у нашего народа. Пусть сами они подчиняются своим законам. Для первого за века ребенка-Истока из эльфов я хочу иной участи. Ты, возможно — почти наверняка — отравленный ими, в конечном счете станешь моим врагом, но для меня будет честью сразиться с тобой, когда ты выберешь один верный Путь и пройдешь по нему до конца. Мой учитель как-то сказал мне, что я продаю свою верность по дешевке. Мои наниматели всегда рады выгодной сделке, не зная, что верность я храню одной только магии.
— Ты мог убить моего отца, моего лучшего друга, даже меня самого, — Иан отступил от Яссэ на шаг, сильнее сжимая кулаки, — я не верю тебе!
— Я знаю, — кивнул Яссэ, — и потому я предлагаю тебе не знак доверия, но подарок, узнав о котором, моя королева сможет обвинить меня в измене. А изменников она сжигает заживо — драконье пламя не подвластно даже мне, хотя я впустил в себя силу Огня много лет назад.