— А вот и нет, — Лита опустила глаза, больше не стараясь разглядеть собеседника, — ему там и без меня хорошо. Он никогда не хотел со мной дружить, я же знаю. У него есть Иан. И Анаис. И даже Цири. А у меня — никого, только ты.
Регис слышал, что Детлафф хотел возразить, разубедить ее, но не находил нужных слов. Впрочем, их и невозможно было подобрать — в своем отчаянии маленькая брошенная принцесса была безутешна. Праздник, казалось, был безнадежно испорчен.
Тишина длилась непростительно долго. Окажись игрушки Литы и впрямь живыми, сейчас они бы стыдливо отводили глаза — их повелительница готова была расплакаться. Но принцесса, переступив вдруг призрачную грань непролитых слез, снова вздернула подбородок, обвела комнату вокруг себя совершенно сухими темными глазами.
— Покажись мне, — велела она, и туман у ее ног сгустился, воздух становился плотным и жарким, но Лита не двинулась с места, — так не честно — я показала тебе все свои сокровища, приглашала на все чаепития, и ты постоянно смотришь на меня, а я не видела тебя ни разу. Покажись мне.
Регис готов был проявить себя, вмешаться, сделать вид, что случайно заглянул в покои Литы, и дать Детлаффу возможность сбежать от этого твердого невыполнимого требования.
— Я не могу, — прошелестел голос вампира — на этот раз он звучал сразу со всех сторон, окружал маленькую принцессу — будто разом заговорили все ее куклы. Еще мгновение, понял Регис, и девочка испугается. Детлафф, должно быть, не контролируя себя, позволил комнате медленно, как ледяной водой, наполняться своей магией — той, что пугала сильнейших воинов Континента, той, что держала в подчинении всех их низших собратьев, той, что крохотное девичье сердце выдержать было просто не в состоянии — вот сейчас Лита должна была закричать, забиться в конвульсиях, потерять сознание, лишь бы больше не ощущать ширящегося отблеска силы.
Но принцесса глядела в пространство перед собой решительно и прямо, и на короткий миг Регис вдруг ощутил то, о чем несколько раз говорил ему Детлафф — в ней тлела какая-то неясная, пугающая искра, мощь, отличная от обычной человеческой магии, нечто чуждое, неведомое — и необоримое. Он сам больше не мог двинутся с места.
— Покажись! — почти выкрикнула Лита, сжав кулаки.
Фигура Детлаффа проступала из пустоты медленно, как созвездие на чистом ночном небе. Он стоял в паре шагов от принцессы, бессильно опустив руки, но не склонив головы — смотрел на нее, и в полуночной синеве его глаз Регис заметил смирение, напугавшее его даже больше, чем спонтанный выброс вампирской магии. Он много раз шутил, что принцессе предстояло сделать из спутника покорного ручного зверька, и вот теперь это происходило прямо у Региса на глазах.
Лита чуть попятилась, когда фигура вампира возникла перед ней окончательно. Но в этом рефлекторном движении не было ни капли испуга — она удивилась, может быть, представляла своего собеседника совсем иным, и теперь он не оправдал ее ожиданий.
В следующий миг принцесса улыбнулась, шагнула к Детлаффу и протянула ему маленькую ручку. Тот присел на одно колено, раскрыл ладонь, и пальцы принцессы на секунду исчезли в ней. Лита чуть склонила голову к плечу, разглядывая собеседника, как дотошный художник, готовящий первый эскиз портрета. Принцесса бесстрашно протянула руку к лицу Детлаффа, коснулась его бледной щеки, и тот покорно прикрыл веки.
— Ты даже красивее, чем маршал Коэгоорн, — вынесла вердикт принцесса.
Детлафф сбежал из дворца еще до того, как Регис закончил все необходимые процедуры. Крови из маленькой принцессы пришлось взять довольно много — даже чуть больше, чем в самый первый раз, но теперь лекарь точно знал, как сделать, чтобы очнулась она немного усталой, но не больной — накануне он приготовил укрепляющее снадобье, и влил его в жилы Литы взамен потраченной крови. Его руки действовали точно, не совершив ни единой ошибки, но мысли Региса устремились следом за Детлаффом. Лекарь не понимал, чему стал свидетелем, и догадывался, что спутник не захочет об этом говорить — в Лите же, после побега ее обрётшего плоть друга, ничего необычного больше не ощущалось.
Он боялся, что не застанет Детлаффа в их совместном убежище, но друг ждал его.
— Я не мог уйти, не попрощавшись, — сказал он, едва Регис вошел, и тот вынужден был кивнуть — он ждал чего-то подобного, слишком хорошо изучивший своего друга — слишком глубоко проникший в его сознание и понимавший его.
— Куда ты отправишься? — спросил он, не ожидая ответа. Отпускать его было сложнейшей из задач, но и с этим Регис успел смириться. Он не требовал от Детлаффа объяснений — случившееся во дворце было его личной, сокровенной тайной, в которую Регису не позволено было проникнуть.
— Подальше, — жестко ответил Детлафф, но, тут же смягчившись, вздохнул, — тебе не нужно этого знать, мой друг, — сказал он, приблизившись, и Регис покорно вложил свои ладони в его. Спутник был холоден, как древний мрамор, а взгляд его оказался прямым и пустым, как у статуи.
— Ты вернешься, — он не спрашивал, лишь озвучил то, что Детлафф не потрудился произнести вслух. Самому Регису это подтверждение было необходимо, но требовать его он не решался.
— Я надеюсь, — и это была чистая правда.
Когда с рассветом Детлафф ушел, Регису стоило больших трудов не направить следом за ним ворона — узнать хотя бы, в какую сторону направился мятущийся дух спутника, убедиться, что животная натура его не взяла верх немедленно, стоило ему пересечь границы их надежного убежища. Регис нуждался в обществе Детлаффа ничуть не меньше, чем тот — в его. И теперь, разлученные, они могли утратить внутренний баланс, стать вновь такими, какими не хотели быть — полными противоположностями друг друга, и безнадежно одинокими.
Но Регис отпустил его. Без привычных случайных взглядов друга, следившего за ним из угла лаборатории, отрываясь от очередной игрушки, работа лекаря двигалась медленно и нехотя. Он заставлял себя сосредоточиться — Императору требовалась новая доза эликсира перед тем, как он взойдет на корабль до Вызимы. Кровь Литы — на этот раз лишенная малейших примесей чужой — смешивалась с алхимическими элементами легко, будто сама была одним из них, но Регис, силясь отвлечься и забыться, наблюдая за движениями живительной жидкости в стеклянных ретортах, чувствовал, как прежде смутная, чужая, далекая тревога, завладевала им с каждым днем все уверенней.
За два дня до отправки в Темерию, Император проводил смотр войск. Грозный вестник войны был обставлен, как народный праздник — торжественный парад будущих победителей в войне, к которой Империя была совершенно не готова. Регис скользил по шумным улицам столицы к Площади Победы, как всегда, невидимый, стараясь не прислушиваться к разговорам вокруг.
В Нильфгаарде со времен заключения Вызимского мира успело подрасти целое поколение, никогда не знавшее войны. Граждане, взрощенные на рассказах о прошлых сражениях, воспринимали их, как красивые легенды, героические истории, касавшиеся тех, чьи имена чтил каждый подданный Империи, но только не их самих. Пятнадцать лет были слишком долгим сроком, и те, кто хотел позабыть ужасы прошлого, легко поддавались этой фатальной забывчивости. Для них война была праздником — их воспитывали победителями в сражениях, которым не суждено было свершиться, в них вскармливали почтение перед славным наследием, заменяя истинную память восторгом.
Смешавшись с яркой толпой, не желая возноситься над ней и видеть больше простых человеческих глаз, Регис наблюдал, как выстраивались ровные шеренги рыцарей. Флаги провинций, высившиеся над площадью, хлопали на зимнем ветру. В лицах будущих солдат, тех, кто никогда не здоровался за руку со смертью, уверенных в том, что их не отправят в пекло, но окажут великую честь, тех, для кого «жизнь за Императора» было слишком простой клятвой, лекарь видел вдохновенную радость. Им оказывали почтение, их приветствовали, и о грядущем прощании они не желали думать.