Выслушав его, Император немного устало повел рукой — теперь Регис мог видеть, что эффект процедуры действительно успел выветриться. Эмгыр вновь выглядел больным и ослабшим, хоть и держал голову высоко и гордо.
— Ни о каком путешествии в Темерию не может быть и речи, — вторил первому генералу второй — молодой, светловолосый, с красивым открытым лицом, судя по гербу, командовавший рыцарями Туссента, — если нападение повторится на корабле, кто защитит вас, Ваше величество?
Эмгыр, не отвечая ему, поднял глаза на введенного узника, плавно кивнул и сделал генералам жест удалиться. Те помедлили, прежде, чем подчиниться, но через несколько минут зал опустел. Рыцари, приведшие Детлаффа, отступили на несколько шагов, оставляя пленника стоять один на один с правителем. Регис замер в тенях, наблюдая за происходящим.
Император долго молча разглядывал представшего перед ним незнакомца, а тот не двигался и не опускал взгляда.
— Оставьте нас, — бросил Император рыцарям, и те, не смея перечить, смогли лишь удивленно переглянуться. Эмгыр заложил руки за спину и подошел к Детлаффу ближе. Тот не шелохнулся.
— Как ваше имя? — холодно спросил Император, и на короткое мгновение Регису показалось, что собеседник не удостоит его ответом. Но Детлафф любезно наклонил голову, как туссентский барон, принимавший орден из княжеских рук.
— Детлафф ван дер Эретайн, — ответил он ровным, глубоким голосом, — для меня большая честь наконец познакомиться с вами.
Эмгыр усмехнулся.
— И вместо простой аудиенции вы решили добраться до меня таким небанальным способом? — поинтересовался он.
— С вашего позволения, Ваше величество, — Детлафф снова пристально посмотрел на Императора, — я не выбирал этот случай, появления убийц не ждали даже ваши шпионы.
— Но вы удивительным образом оказались в нужное время в нужном месте, — теперь Эмгыр заговорил жестко. Регис не чувствовал в нем страха или даже волнения перед лицом неведомого спасителя, только ноты глубокой, въевшийся в характер правителя подозрительности. Он не склонен был верить в чудесные спасения — и бескорыстных спасителей.
Не дав собеседнику ответить, меж тем, Император задал тот вопрос, который хотел задать с самого начала:
— Что вы такое?
Детлафф снова улыбнулся, но в этот момент двери зала открылись, и на пороге возникла растрепанная Лита, вырвавшаяся, видимо, из заботливых рук матери. Рыцари у входа не смогли ее задержать, и сейчас девочка, спотыкаясь, бросилась прямиком к своему спасителю. Эмгыр дернулся было, но Детлафф, присев на одно колено, принял принцессу в свои объятия.
— Это мой друг! — заявила девочка, враждебно взглянув на отца, будто тот готов был вынести смертный приговор, а она собиралась биться до конца, — не трогай его!
Регис, все еще не уверенный, что поступает правильно, вышел из тени и неспешно, стараясь не выдавать волнения, подошел ближе. Остановился в шаге от Детлаффа и принцессы.
— Думаю, я мог бы все объяснить, — сказал он, вкладывая в свой тон всю свойственную себе деликатность. Император, нахмурив брови, посмотрел на него, но спорить не стал.
Регис говорил негромко, пытаясь придать своей речи убедительности и не жертвовать логикой — Эмгыр доверял ему, и лекарь хотел рассказать ему столько правды, сколько было необходимо — и ни каплей больше. Он прекрасно осознавал, как страшно было отцу слышать, что у его дочери появился невидимый и опасный собеседник, способный скрыться от верной стражи, но Эмгыр слушал его спокойно, не перебивая, и, когда Регис, иссякнув, замолчал, снова взглянул на Детлаффа. Тот уже поднялся на ноги, и Лита оставалась рядом с ним, всем своим видом показывая, что никуда не уйдет.
— Это все еще не ответ на мой вопрос, — заметил Император, когда Регис закончил со своими пространными объяснениями, и тот опустил голову, больше не находя в себе ни слова. Он совершенно выдохся, слишком обескураженный произошедшим.
— Так ли важно знать, как нас называют люди? — Детлафф глянул на Региса, и Эмгыр проследил за его взглядом.
— «Нас»? — переспросил он, и лекарь вынужден был кивнуть. Детлафф же, не смотря больше ни на кого — только на Литу, вновь опустился перед ней — на этот раз на оба колена, как рыцарь, приносящий обет, — Я прошу прощения, моя принцесса, что хотел оставить вас. Теперь, если будет на то воля Императора, я буду всегда служить и защищать вас.
Все происходящее походило на какой-то нестройный глупый фарс, и Регису вдруг захотелось подойти к Детлаффу, взять его за плечи и крепко встряхнуть — тот в своей странной одержимости переходил уже все границы. Но у Императора, похоже, было иное мнение. Он пристально посмотрел на дочь.
— Если принцесса Лита желает, она может принять вашу присягу, — сказал он, — но вы должны осознавать, какую ответственность это накладывает на вас перед Империей.
Лита, приосанившись, оправила смятые юбки, отступила на полшага от склонившегося перед ней Детлаффа, потом, немного растерянно, повернулась к отцу.
— Но папá, — сказала она со вздохом, — ведь чтобы принять присягу, мне понадобится меч?
========== Фергус: Обет молчания ==========
Фергус проснулся от холода, поворочался немного, повернулся, собираясь, как всегда, прижаться к теплому со сна Иану, но руки его нащупали рядом лишь пустоту. Принц вздрогнул, словно очнулся за секунду до падения с кровати, сел и потер глаза. Он по привычке продолжал ложиться на одну сторону постели, оставляя рядом с собой место для друга — и сейчас это место выглядело осиротевшим и ледяным. На короткое мгновение Фергус ощутил укол грусти, но тут же одернул себя. Их дружбе с эльфом пришел конец — Иан предал его, нанес ужасное оскорбление, даже думать о котором принцу до сих пор было больно и стыдно.
Очень медленно, словно только что оправившись от тяжелой болезни, Фергус вылез из-под одеяла. В Темерию большими размашистыми шагами пришла зима, снег валил, не переставая, несколько ночей подряд, и промозглый цепкий холод сперва держал королевский дворец в осаде, и теперь последняя линия защиты, похоже, была прорвана. По полу спальни гулял ледяной сквозняк — Фергус спустил ноги с кровати и сразу будто по щиколотку погрузился в быстрый горный ручей. Иан бы сейчас, шипя и ругаясь, проскакал бы до скрытой в стене двери, как по раскаленным углям, растирая плечи ладонями, и перед тем, как скрыться за деревянной панелью, обернулся бы, улыбнулся Фергусу и бросил «Я скоро!»
Принц встал и выпрямился, принимая сковавший его холод почти с благодарностью — он помогал выбросить лишние мысли из головы. Иан больше никогда не пройдет через эту панель, не нырнет к нему под одеяло, не прижмет ледяные ступни к голеням друга, повторяя шепотом «Прости, прости, сейчас все пройдет», не примостится в его объятиях с облегченным вздохом, не скажет «Ох, Гусик, ну и дела…».
От снова нахлынувшей горячей обиды Фергус сжал кулаки. Нужно было прекращать думать об Иане, если постоянно вспоминать о нем, недолго было и забыть о том, что он совершил, начать выискивать оправдания, убеждать самого себя, что, мол, ничего страшного не случилось. Юный эльф с самого начала не имел ни малейшего понятия о том, что чувствовал к нему Фергус, как быстро симпатия и дружба в его сердце перекинулась в любовь — словно оборотень в полнолуние, и как глубоко принц позволил Иану проникнуть в себя — задолго до их последней совместной ночи. Он пытался выстраивать границы, пытался бороться с собой — для Иана же, иначе воспитанного, эльфа, воспринимавшего мир совершенно по-другому, чем люди, все было так легко. Друг ни секунды не сомневался, подталкивая Фергуса за грань, позволяя ему поверить, что в их взаимных чувствах нет ничего страшного. И юноша готов был злиться на самого себя за наивность, за то, что так легко позволил себя обмануть.
За ширмой в дальнем конце комнаты располагалось большое, в полный рост, зеркало в тяжелой резной раме. Фергус, остановившись перед ним, оглядел самого себя. Он ожидал заметить в своем лице или осанке какие-то очевидные признаки произошедших внутри него изменений — тот, чье сердце было разбито, просто не мог остаться прежним. Но ничего такого он не заметил. Брови принца успели окончательно вылинять, и теперь лицо его выглядело привычно бесцветным, лишь глаза казались черными кляксами на чистом листе бумаги. С тех пор, как пару месяцев назад отец Иана, желая скрыть личность принца, перекрасил его, волосы успели сильно отрасти и теперь торчали во все стороны непокорными тугими завитками. Состав, которым пользовался Иорвет, оказался очень въедливым и стойким — на концах цвет остался почти неизменным, но вылезшие светлые корни создавали впечатление, что у Фергуса на макушке образовалась лысина — выглядело это так нелепо, что принц, не сдержавшись, фыркнул. Иан бы непременно отпустил ехидный комментарий, что Гусик мог бы позировать для портрета одного из своих троюродных дядюшек — таким почтенным делала его эта плешь.