— Принцы не врываются, Ваше высочество, — заметила она, — так что это мне стоит извиниться, что я встречаю вас в столь неподобающем виде.
Чародейка неспешно поднялась из-за стола, и пеньюар на ней, мерцая, сменился на узкое черное платье с белоснежными оборками. Она стряхнула с него невидимые соринки и поклонилась Фергусу, продолжавшему таращиться на нее, как полный идиот.
— Чем я могу быть вам полезна? — поинтересовалась чародейка, не переставая улыбаться.
Принц кашлянул. До него вдруг дошла вся нелепость его плана — Йеннифер была могущественной волшебницей, хитрым политиком на службе Империи, а он явился к ней с просьбой привести в порядок его прическу — глупее не придумаешь. Но отступать было поздно.
— Вы обещали, — Фергус потупил взор, но, одернув себя, снова взглянул на нее, — вы обещали подправить цвет моих волос, — выпалил он на одном дыхании.
Йеннифер не стала смеяться над ним, даже не фыркнула — она кивнула с самым серьезным видом, подошла к Фергусу и провела рукой по его растрепанным кудрям. От запястья чародейки пахло сиренью и еще чем-то волнительно терпким, и Гусику большого труда стоило не закрыть глаза, вдыхая этот аромат — в нем чувствовалось что-то неуловимо возбуждающее, словно сквозь весеннюю свежесть пробивался тяжелый привкус разгоряченного тела.
— Да уж, — Йеннифер покачала головой, — вам и впрямь требуется моя помощь, если к прибытию ваших родителей вы хотите выглядеть достойно. Садитесь.
Она указала на высокий стул с прямой неудобной спинкой, похоже, единственный предмет мебели в комнате, оставшийся от прежней обстановки, и Фергус покорно примостился на нем. Йеннифер подошла к нему сзади, пропустила сквозь пальцы пряди его волос, мягко раздвинула их, созерцая белесые корни.
— Я могу сделать цвет немного темнее, — сказала она деловито, — и так, чтобы он держался дольше. Правда, для того, чтобы это смотрелось нормально, придется окрасить еще и брови с ресницами. Если хотите, могу поделиться с вами чудесной зерриканской тушью, от нее ваш взгляд станет очень выразительным.
Фергус растерянно кивнул. До этого момента он ни разу не задумывался о таких вещах, как выразительность своего взгляда или подходят ли его брови к волосам, но Йеннифер говорила об этом так, словно это была самая важная вещь на свете.
— Я не знаю, — честно признался принц, — я не умею пользоваться тушью.
Йеннифер тихо рассмеялась.
— Признаться, я всегда надеялась, что затем, чтобы научиться краситься, ко мне обратится твоя сестра, — заметила она, легко и естественно переходя с принцем на «ты», — может быть, тогда она бы перестала выглядеть, как заплаканная бродяжка. Но ты прав — будет странно, если на королевском женихе косметики окажется больше, чем на самой королеве. Может быть, тогда просто состричь все, что было выкрашено, и вернуть естественный цвет? Необычная внешность может быть серьезным преимуществом, а конспирация тебе больше ни к чему. Получится, может быть, слишком коротко, но это я исправлю, — Йеннифер подняла и вытянула одну его прядь, примеряя, насколько успели отрасти волосы, — у вас с Анаис получатся удивительные дети.
Фергус постарался поймать взгляд чародейки в зеркале — не издевается ли она? Принц хорошо помнил разговоры о том, что его единственной целью в браке с королевой было подарить Темерии наследника. А после откровений Цири, Фергус понял, что дарить наследника ему придется всей Империи. И он не к месту подумал, что Иан просил его — конечно, в шутку — назвать своего первенца в его честь. Но отчего-то сейчас мысль о том, что, возможно, меньше, чем, через год, на свет появится тот самый вожделенный наследник, тот самый удивительный ребенок, казалась Фергусу не нелепой даже, а почти оскорбительной. Они с Анаис неплохо сдружились за последний месяц. Вернее — притерлись друг к другу. Королева не смотрела на него больше, как на несмышленого мальчишку, напрудившего в штаны на важном приеме, а он не видел в ней недостижимо совершенную, и оттого — раздражающую правительницу, которой он никогда не будет достоин. Но представить себя в одной постели с Анаис Фергус не мог. Общаясь, они даже избегали случайных прикосновений, словно обжигались, едва соприкоснувшись локтями или пальцами. До сих пор принц был уверен, что это случалось из-за того, что сердце его было отдано Иану, но юный эльф не оценил подарка, Фергус вычеркнул его из своей жизни — а желания прикасаться к Анаис это ему не прибавило.
Подняв глаза, принц перехватил в зеркале пристальный взгляд Йеннифер. Слишком погруженный в свои мысли, он совершенно забыл о том, что чародейки могли легко прочесть их, особенно, если думать слишком громко. Вот как сейчас.
— Я могла бы догадаться, — негромко и ровно произнесла чародейка, будто довела до решения математическую задачу, и от этого бездушного тона Фергус чуть не поперхнулся собственным дыханием. Госпожа Йеннифер, разъясняя действие магии, к которой прибег Иан, на совете с Анаис сразу после случившегося, говорила, что нужно для того, чтобы черпать для нее силу, и именно из ее объяснений Фергус догадался, что произошло. Но сейчас в голове чародейки, похоже, все встало на свои места, она достроила схему, добавила к ней последний недостающий элемент. И сложно было понять, насколько впечатлило ее это открытие.
Фергус попытался встать — ему хотелось немедленно ретироваться, не отвечать на вопросы чародейки, не смотреть ей в глаза, не видеть в них осуждения, или того хуже — сочувствия и жалости. Но Йеннифер удержала его за плечо, потянулась к щетке на столе и принялась неспешно причесывать волосы принца.
Этот странный неторопливый ритуал длился несколько минут — чародейка молчала, а Фергус больше не смел поднять на нее взгляд. Конечно, теперь произошедшее дойдет до Императора. Йеннифер служила отцу и была ему безусловно верна, она просто не могла не поведать Эмгыру о том, во что ввязался его непутевый сын. И не имело значения, что Фергус уже поставил в своей истории с Ианом точку, для отца такого оправдания было недостаточно. Принц опозорил себя. Как чуть подпорченному фрукту, ему теперь предстояло пропитаться гнилью целиком. Даже если первое разочарование не стало слишком разрушительным, отец никогда не сможет смотреть на Фергуса, как прежде, для него он навсегда останется тем, кто ради сиюминутной прихоти отверг все законы морали — и был позорно обманут. Гусик шмыгнул носом — слишком громко, чтобы можно было выдать это за короткую усмешку.
Все еще ничего не говоря, Йеннифер вытащила из маленького бархатного мешочка золоченые ножницы и принялась аккуратно срезать темные концы волос Фергуса, роняя пряди на пол одну за другой.
— Ты знаешь, — неожиданно заговорила чародейка, когда половина головы Фергуса оказалась свободной от темных кудрей, — пятнадцать лет назад я едва не сделала так, чтобы ты никогда не родился.
Принц, ожидавший чего угодно, только не этого резкого поворота, поднял было голову, чтобы посмотреть на чародейку, но та придержала его за затылок, не давая дернуться.
— Тогда война подходила к концу, и твой отец готовился к тому, чтобы, в угоду нильфгаардской знати, отдать престол Цирилле — моей Цирилле, — продолжала Йеннифер, — и для того, чтобы у оппозиции не осталось вопросов и сомнений, я настаивала на высылке жены Императора, которая много лет до того представлялась именем принцессы.
Фергус молчал и не двигался. Вся эта история была известна ему лишь в общих чертах — после победы в Третьей Северной войне и новой свадьбы Императора, вспоминать о том, кем была в свое время представлена его супруга, считалось неприличным. За подобные разговоры можно было получить обвинение в государственной измене, и вскоре правда настолько исказилась и запуталась, что проще было считать, что Рия всегда была только собой — тем более, что на следующий год после победы принесла Императору наследника. Фергус стал для матери своего рода охранной грамотой, подтверждением в глазах граждан Нильфгаарда, что она — никакая не самозванка, а полноправная Императрица, мать продолжателя рода вар Эмрейсов. Но об участии Йеннифер в той неразберихе Фергус, конечно, ничего не знал — а сейчас не мог понять, к чему чародейка клонит.