Прошло каких-то полгода, и я полюбила то, от чего сама же и убежала. Бедный Сашка!
Беру Викулю за руку и нежно-нежно прикасаюсь к ней губами. Вот это вкус! Вкус любимого тела – его ни с чем не перепутать. Во рту ещё привкус спермы, хоть я и почистила зубки, но он почему-то остаётся. Мне хочется смешать вкус Викулиной смазки и Сашкиной спермы. Мне хочется… мне всё время хочется секса. Закидываю на неё свою ножку и прижимаюсь к её плечику.
– Что? – Она просыпается, с трудом раскрывая глазки.
– Спи, спи любимая, – шепчу ей на ушко.
– А ты опять будешь ко мне приставать?
– Нет, прости, что разбудила, ласточка моя. – Вся нежность, которая есть сейчас во мне, направлена на неё. Как же сильно я её люблю, как же сильно я её хочу! Интересно, а можно ли хотеть сильнее, можно ли любить сильнее? Есть ли на белом свете более сильное чувство, чем наша с ней любовь?
«Наверное, нет».
«Странно, что ты меня поддерживаешь», – отвечаю внутреннему голосу.
«Дурёха, я же всё делал только для того, чтобы ты была счастлива. А сейчас ты, наконец, счастливая. Мне другого не надо», – отвечает он.
«А помнишь, как я тебя отключить хотела, тогда, с карандашами?» – спрашиваю я. Я реально с ним разговариваю. Разговариваю с голосом у себя в голове. Мне лечиться пора!
«Ой, и какой только ты херни не творила!»
«Не матерись».
«Прости, не буду. Не хочу портить момент, когда ты счастлива. Боже, какая же ты милашечка! Как же мне повезло жить в твоей головке, в твоём теле!»
«Спасибо!» – Я не верю, что это я с ним разговариваю. Похоже, мне как в этом фильме, нужно таблеточки принимать – красненькие, синенькие, кругленькие, чтобы меня потом электрошоком лечили, и в психушке держали. Как же этот фильм назывался? Не помню, но там ещё саундтрек был классный на скрипках.
«Реквием по мечте», – подсказывает мне внутренний голос.
«Спасибо!»
«Что бы ты без меня делала?»
«Была бы тупой».
«А сейчас какая, типа, умная!» – Сколько иронии, Боже, сколько во мне самоиронии!
«А, ну да, – улыбаюсь я. – Тупая, зато отличница».
«Очнись, Юлечка, ты отличница, потому что у тебя глазки красивые».
Боже, какая же я милашка! Так приятно своим телом делать счастливой свою любимую, сосать своему любимому и вообще быть чьей-то, принадлежать кому-то, а не жить только ради себя и тратить свои дни бессмысленно! Как приятно быть необходимой! Ещё крепче прижимаюсь к Викуле.
– Юлька, у тебя, что, опять недотрах? – сквозь сон бормочет она.
– Ты сама виновата в том, что слишком красивая, – шепчу я ей на ушко и прикусываю мочку.
– К Сашке ляг, ему не давай выспаться, – ухмыляется Викуля. – Он же не такой красивый.
– Я уже… – «Чё-о-о-орт, нет, что ты творишь?! Дура! Ты что только что наделала?!»
– Что «уже»? – Вика открывает глаза и смотрит на меня в упор. А я не могу соврать, когда на меня так смотрят. Испуганно отстраняюсь, смотрю на неё и ресницами хлопаю.
– Ну-у-у, Вик, ты не так поняла, – что-то лепечу я в своё оправдание. Срочно придумывай себе отмазку! Срочно придумывай отмазку, пока не наломала дров!
– Постой-постой! – мгновенно просыпается Вика. – А ну-ка повтори, что ты только что сказала.
Сашка, вроде, спит, или делает вид, что спит (хотя судя по голосу Викули, он должен был уже проснуться). Скорее всего, лежит под одеялом, боится пошевелиться, чтобы не огрести. Но сейчас я первая на очереди.
– Прости! – Я расплываюсь в виноватой улыбочке.
«Ты что с ума сошла? Ты же только что себя спалила! Ты нас спалила, и Сашку, и… Ой, дура. Ну чего с тебя взять!» – паникует мой внутренний голос. А я под землю провалиться готова. Я разрыдаться сейчас могу, только бы Вика меня простила, и она это чётко знает.
– Постой, постой, Юлечка. Успокойся, дыши, поглубже дыши. – Она внимательно смотрит на меня. Вика – прирождённый следователь. – А теперь давай сначала, чётко и обстоятельно мне всё расскажи.
«Честное признание уменьшает наказание», – даёт мне плохой совет мой внутренний голос.
– Прости, прости. – Я уже почти рыдаю. Не могу скрывать, когда она на меня так смотрит. Слегка кошусь на Сашку и замечаю, что он давно не спит, просто умело делает вид, что спит. Вики боится. Мы сейчас её оба боимся.
– Сашка, вставай, разговор есть, – звучит её мягкий и спокойный голос, от которого у меня мурашки по коже.
– Да? – Сашка делает вид, что просыпается, и поднимает сонные глаза.
– Юлечка тут мне кое-что рассказала. Не хочешь ничего добавить?
«Ей бы у Берии служить в охранке, или как это называлось. Она без всяких пыток из тебя признание вытащит, даже в том, чего ты не совершал».
– Что она там рассказать могла такого? – Сашка – великолепный актёр, делает вид, что спокоен, и притворяется, что хочет спать. Снова кладёт голову на подушку и накрывается простынёй.
– Не-е-ет, любимый, так просто ты не отвертишься. – Вика встаёт с кровати на свои идеальные, бесконечные длинные (длиннее, чем у меня) ножки в носочках, походит к Сашке и резким движением срывает с него простыню.
– Да что такое?! Дай поспать! Вчера весь день за рулём, выспаться не дают! – Сашка, пять баллов, «Оскара» ему! А Вике – Сталинскую премию. Молодцы, ребята!
========== Глава 21 ==========
Я сижу и виновато смотрю в пол, всхлипываю. Сашка садится на диван смотрит на меня, как на предателя. Ещё и головой качает, типа «Не ждал от тебя такого». А я что могу поделать? Я же не виновата, что я дура. Прости, Сашенька, я тебя подставила! Прости, Викусенька, я тебе изменила! Простите меня, оба, я опять всё испортила!
– В глаза мне смотри! – Она сурово смотрит на Сашку. А за окном уже светло, уже утро. Раннее утро.
– Ну, смотрю. – Сашка строит из себя крутого. Но каким бы он крутым ни казался, перед ним же Вика, и она его запросто «расколет».
– Что вчера было? – Она глубоко вздыхает, чувствую, как волнуется, чувствую, как внутри там у неё всё дрожит. Прости, Викулечка, что сделала тебе больно!
– Да ничего не было. – Сашка неумолим, его «за пять копеек» не «расколешь». Но очная ставка продолжается. Вика поворачивается ко мне, а я уже чуть не плачу. И зачем я это ляпнула? Ну кто меня за язычок тянул?!
– Внимание: правильный ответ! – артистично разводит руками Вика. Нежно приподнимает меня за подбородок и в глаза мне смотрит. – Юль, скажи правду.
Я уже вижу, как Сашка вовсю машет головой, едва не орёт на меня. А я не могу соврать, не могу, когда Вика так на меня смотрит.
«Будь, что будет».
– Я сделала ему минет, пока ты спала, – едва выговариваю я и сразу заливаюсь слезами. Я рыдаю и всхлипываю: – Прости, Сашенька, прости, Викулечка! Не знаю, сможете ли вы меня простить. – Дрожащими руками прижимаю к себе её ладонь и трусь об неё, целую её, заливая слезами.
– Понятно, – тяжело вздыхает Вика, встаёт с кровати и молча выходит на кухню. А я плачу навзрыд, я не могу остановиться, заливаюсь и заливаюсь слезами.
– Ты что, не могла промолчать? – шипит на меня Сашка. А я даже ответить ему не могу – мне так больно и так горько! Я, наверное, конченая мазохистка, мне нравится сначала шкодить, а потом вымаливать прощение. Нравится, когда об меня вытирают ноги. Пожалуйста, вытри об меня свои ножки, Викуля! Я на что угодно ради тебя готова, только прости!
Сашка встаёт с дивана, надевает шорты и молча отправляется в душ, а я сижу и рыдаю, ничего не могу с собой поделать.
Наконец, Вика возвращается из кухни. Даже сквозь слёзы я вижу, что у неё красные глаза. Это из-за меня и из-за Сашки. Это из-за нашего предательства. Да, я не строю иллюзий, это было именно предательство (а что же это ещё?). Это не свинг и не секс втроём, это измена, и я виновата, я так виновата перед любимой! И меня никак не извиняет то, что я была пьяна.
– Значит, так, – говорит Викуля, глядя мне прямо в глаза. А я даже не дышу, шелохнуться боюсь, чтобы не дай Бог не упустить ни единого звука, который слетает с её прекрасных уст. Сашка тоже уже вернулся из душа и надел свою тенниску, сидит и слушает её.