Дощечки, которые я разложил на камнях, действительно, подсохли. Я выбрал одну и начал стругать. И сразу увидел, что высохла она только снаружи, тоненьким слоем. Внутри древесина была влажная и плотная. Вторая дощечка, потоньше, высохла лучше. Я отколол от нее длинную лучину и обстругал так, чтобы получилась круглая палочка. Таких палочек я сделал шесть. Пока возился с ними, мох высыхал на солнце. Он стал белесым, похожим на вату и таким же пушистым.
Палочки я разложил для просушки и начал искать дощечку, которую нужно сверлить палочкой, чтобы получить огонь. Не нашел ни одной подходящей. Все они внутри оказывались сырыми. Вероятно, ящик, от которого я их отбил, долго плавал в воде и дерево пропиталось насквозь.
Я пошел по берегу, всматриваясь в кучи водорослей. Опять наткнулся на поплавок и на бочонок, из которого вчера вышиб дно. Он был еще более сырым, чем мои доски.
Долго я ходил по кромке берега, но так ничего путного и не нашел. Как я жалел, что вовремя не спас тот ящик, который смыло с палубы вместе со мной! И вдруг понял: а ведь ничего и не найду здесь, у самой воды. Во время прилива всю эту полосу берега затапливает море. И здесь все всегда мокрое. Надо искать выше, куда не доходит приливная волна. На том примерно уровне, где я разложил свои палочки.
Прилив... О нем я совсем позабыл. Два раза в сутки, утром и вечером, он затапливает все низкие части острова. Меня еще удивило, почему я не вижу тех камней, которые торчали из воды вчера днем, и почему поплавок, похожий на подводную лодку, лежавший вчера довольно далеко от берега, теперь почти у самой воды. Да просто я сейчас нахожусь на берегу во время прилива. Потом вода начнет отступать. А часов в шесть вечера снова зальет все старые места. Я же наблюдал, как это происходит у нас на станции. Надо запомнить, в какое примерно время вода заливает берег здесь.
Я начал надрезать конец одного сучка. Ножа явно не хватало для такой работы. Сюда бы топор... Провозился с сучком часа полтора, но все-таки отломил нужный мне кусок. Перетащил его к месту, где подсыхали палочки, и принялся мастерить из рябиновой палки лучок. Утончил ее к обоим концам, сделал зарубки для тетивы. Затем привязал один конец заранее приготовленного шнурка к одной зарубке, несильно согнул палку и захлестнул тетиву за другую зарубку. Теперь нужен был камень со впадиной, чтобы придерживать вертящуюся палочку сверху.
Я отложил лучок в сторону, поднялся с коленей, взглянул на море и замер.
К острову шел катер.
Он был еще очень далеко, маленький, светло-серый и почти сливавшийся с фоном неба, но я различил знакомый обвод корпуса, ходовую надстройку и позади нее невысокую мачту с грузовой стрелой.
На мачте трепетал флаг.
Наши всегда поднимали флаг рыбной промышленности, когда выходили в море. Белый с красной окантовкой, в левом верхнем углу серп и молот, а под ним две скрещенные красные рыбы.
Вот и все.
Мое приключение кончилось.
Они, конечно, побывали на нескольких островках, высаживались на них, искали меня. Потом, убедившись, что остров пустой, шли на следующий. Они знали, что я не мог разжечь костер и подать сигнал, - у меня не было спичек. Да если бы и оказалась в кармане коробка, все равно размокла бы, пока я плыл к острову. Отец никогда не подумает, что я мог утонуть. Он сам учил меня плавать, и уже в пятом классе я свободно проплывал при любой волне два-три километра, если, конечно, вода не холодная.
И вот, обыскав несколько островков, они направляются к моему.
Ура!
Значит, через час я буду на борту, среди своих, в уютной каюте, в чистой сухой одежде и первый раз за эти дни поем по-настоящему.
Катер шел быстро, становясь все четче и больше в размерах. И чем ближе он подходил к острову, тем тревожнее мне становилось. А потом радость и вовсе исчезла, будто ее ветром сдуло. Неужели все кончится так быстро и неожиданно, как началось? Ведь я только что начал устраиваться на этой земле, у меня появился дом, теперь нужно добыть огонь, потом я займусь рыбалкой, чтобы не хрумкать больше опротивевшие до тошноты саранки. Я попробую на этом острове, на что способен в жизни, и вообще испытаю, может ли современный человек выжить, попав на необитаемую землю без всего, кроме маленького ножа. Вот будет о чем рассказать! Да и запомнится это приключение на всю жизнь. И вдруг в один момент оно должно кончиться... Нелепо и даже обидно! Ну пусть бы они нашли меня не сегодня, а денька через три-четыре, а то... эх!..
Мне - честное слово! - даже захотелось убежать в глубь острова, в кусты, забиться в ту холодную, пахнущую плесенью пещеру, подождать, пока они ходят по острову, а потом, когда катер отвалит, выйти и снова начать жизнь Робинзона. Упустить такое приключение!..
Но я тут же оборвал эту мысль.
Сколько времени они потратят, осматривая остров за островом, сколько горючего сожгут, сколько дней прогоняют катер впустую, все из-за моей дурости.
А потом, если меня здесь не найдут, катер сюда больше и не придет, и я так и останусь на острове, может быть даже на всю жизнь, пока кто-нибудь совершенно случайно не заглянет на эту землю. Отец говорил, что к мелким островам этого архипелага ходят очень редко, потому что здесь нет ни котиков, ни каланов и для ученых они особого интереса не представляют. И кто знает, может быть, я не выдержу холодной штормовой зимы, и тогда никто никогда не узнает, где я так глупо погиб...
Все это неслось в моей голове, пока я глядел на катер, который становился все больше и больше.
Жаль, нечем подать сигнал, но они обязательно будут осматривать берег в бинокль и заметят меня, если я никуда не скроюсь. А еще лучше, если я буду прыгать по берегу и махать курткой.
Я сорвал с себя куртку, залез на самый высокий камень и начал метаться по нему, крутя куртку над головой и крича во все горло. Не знаю, для чего я орал - они все равно не могли бы меня услышать, - но мне казалось, что так лучше.
Катер приближался. Он шел к острову наискось, и я мог одновременно видеть его нос и левый борт.
Но ни на крыльях мостика, ни у бортового ограждения я не заметил ни одного человека! Странно... Где же они? Может быть, в рубке и наблюдают за мной оттуда?
Я еще сильнее запрыгал на камне и завопил как сирена, пока вдруг не оступился и не загремел вниз, на булыжники, так сильно ударившись боком, что перехватило дыхание. Придя в себя, я снова вскарабкался на камень.
Ну неужели они меня не увидели? Ведь до берега каких-нибудь сто метров!
Катер круто взял влево и начал удаляться от острова.
Почему? Что же они...
Я опустился на камни.
Может быть, это вовсе и не наш катер. Ведь я видел такие же, похожие как родные братья на наш, и во Владивостоке, и в Находке.
Конечно, это не наш.
Но все же почему они не подошли к берегу?
Катер скрылся за левым мысом, а я все еще сидел на камнях, и во мне закипала обида. Мне казалось, что меня жестоко предали близкие друзья.
Постепенно я успокоился.
А, ну и пусть!
Приключение продолжается.
И я пошел искать камень со впадиной.
Гальки на берегу было сколько угодно. Попадались очень красивые камни, полупрозрачные, как бы светящиеся изнутри, или полосатые, разных цветов и оттенков, ровно окатанные водой. Плоские камешки, похожие на медальоны, кругленькие, как яички, продолговатые, как сигарки. Попался даже <куриный бог> - с дырочкой на краю.
В конце концов я нашел камень наподобие шляпки гриба - с небольшим углублением с плоской стороны - и часа два потратил, чтобы углубить эту впадину. Я долбил ее заостренными концами других камней, пробовал сверлить концом кирки, но дело подвигалось очень медленно.
Как же управлялись с камнями первобытные? На один наконечник стрелы или копья у них уходило, наверное, несколько дней!