Но всё-таки раз за разом накапливаются вполне информативные наблюдения, когда известны оба, или хотя бы одно из действующих лиц. Чаще всего повторяется одна и та же ситуация ― окольцованный самец прогоняет неокольцованного претендента на территорию.
Всё-таки пеночки ― приятные объекты. Они почти не боятся нас, особенно когда выясняют отношения между собой. Даже окольцованные птицы не держат на нас зла и не шарахаются прочь, хотя побывали у нас в руках, пережили наверняка не самые приятные минуты в жизни, когда мы их выпутывали и кольцевали.
Когда наступает новая светлая ночь, пеночки замолкают, всякие междоусобицы прекращаются, и моя работа по картированию участка идёт наиболее спокойно и быстро.
Под утро у палаток появляется новая птица ― тёмнозобый дрозд. Мы слушаем его своеобразную песню. Не просто слушаем, а с удовольствием и не спеша укладываем её в свою фонотеку памяти. Это для нас совсем новая песня, и похожая и непохожая на песни других дроздов, и для того чтобы она стала «своей», привычной для слуха и легко узнаваемой, нужно определённое время, вернее, определённое число повторений ― на заучивание. Другие звуки в эти часы для нас звучат как аккомпанемент к сольному пению тёмнозобого дрозда.
Вдруг раздается тонкий прерывистый свист рябчика ― тоже новая для нас песня в этих местах. Сергей откуда-то извлекает манок и отвечает рябчику похожей трелькой. Раздаётся тугое «пррр» небольших сильных крыльев. И вот рябчик уже расхаживает у палаток, заглядывает за кусты, валежины. Горло у него чёрное, значит, самец. Ясно, что ищет он другого рябчика, самку. Сергей его просто обманул ― очень грубо, цинично. Ведь нет тут самки, а Сергей пропищал так, как поёт самка, вот он и ищет. Нас для рябчика просто не существует ― так, что-то вроде пеньков. Сидим у костра, переговариваемся вполголоса. А он походит, походит, вспрыгнет на валежину, остановится как бы в задумчивости, нахохлится, запрокинет голову на спину, широко раскроет рот, будто собирается очень громко закричать, но произнесет опять свою тонюсенькую трельку ― и снова ходит.
У рябчиков пары формируются осенью или ранней весной, и живут они оседло. Видимо, наш рябчик остался холостым, потому и бродяжничает до сих пор. Мало тут рябчиков, найти невесту совсем не просто. Так он и ушёл пешком куда-то в гору, такой одинокий и разочарованный. Мы надеялись, что ещё встретим его, но больше не встретили. Это был единственный рябчик у нашего стационара за всё лето.
5. Нейтральная полоса ― чья она?
Наконец съёмка местности закончена, и я могу начать картирование территорий. Это очень важно в изучении территориальных отношений ― точно знать владения каждого самца.
Начинаю с Ажика, он поёт на краю участка. Его имя происходит от его персонального шифра ― АЖ ― «алюминиевожёлтый», а ещё точнее ― «левоалюминиевый, правожёлтый». Принцип расшифровки набора колец ― слева направо и сверху вниз, как при чтении текста: если по одному кольцу на каждой ноге, то слева направо, если два кольца на одной ноге ― то сверху вниз. На первых порах мы обходимся небольшим числом колец, которые надеваем на ноги каждой отдельной пеночке. Если сочетаний из одного и из двух колец нам не хватит, придётся надевать по три кольца. Такие сочетания «читать» труднее, и шифры их более громоздкие, состоят из пяти букв. Хорошо, если в этом сезоне обойдёмся одно- и двухкольцовыми комбинациями.
Процедура картирования территории в общем несложна: любую точку, где поёт АЖ, я должен точно нанести на схему, посмотрев, какой номер у ближайшей бирки, что висит на дереве или на кусте, на каком расстоянии и в какую сторону от бирки находится точка пения самца. А потом по самым крайним из этих точек я обведу на схеме всю территорию Ажика. За Ажиком ― его соседа, и так ― всех, кто поёт на участке.
Работать на территории Ажика трудно, большая часть её занята густыми ивняками, так что бирки, хотя они и ярко-красные, видны плохо даже в бинокль. Нужно ходить следом за певцом буквально по пятам. Вскоре приходится признать и без того очевидную истину: он проворнее меня. Легко перепархивая с куста на куст, Ажик обозначает песнями большую купу ивняков за полминуты. Когда он удаляется на почтительное расстояние, я следую его путем, разглядывая бирки и постоянно запинаясь за кочки, скрытые водой и тающим снегом. Чавкая снежной кашей, продираюсь через затейливо сплетённые ивняки. Очень сомнительно, что всевышний, изобретая эти заросли, не шутил и не хулиганил. После штурма ивняков остаётся только садиться на кочку, что повыше да посуше, чтобы отдышаться, и только после этого искать улизнувшего Ажика. Когда я его нахожу, сначала убеждаюсь, он ли это ― разглядываю кольца.