Она знала, но это не приносило облегчения. Напротив, заставляло чувствовать себя чужой среди людской толпы. Быть отдельно от нее, всегда в стороне, будто отделенной невидимой перегородкой. Впрочем, она с самого рождения понимала, что сильно отличается от всех. Что она – другая. В школе, институте… и далась ей эта медицина?! Знала и заранее примирилась с этой мыслью. Одиночество – это ее крест.
– Οпять предаешься унынию?
Она быстро обернулась, отчего коротко стриженные черные волосы на мгновение взметнулись и снова улеглись в приятном беспорядке, мгновенно сведя на нет двухчасовые усилия дорогого парикмахера.
– Ева, сколько можно? – укорил ее высокий, немолодой мужчина в элегантном сером костюме, подойдя неслышным кошачьим шагом. Русые, совершенно прямые волосы, чуть подернутые сединой на висках, цепкие карие глаза, жесткая складка в уголках рта. Ни одной морщинки, ни следа усталости. Статная, крепкая фигура с хорошо развитыми мышцами плечевого пояса, которая больше подошла бы какому-нибудь борцу, а не бизнесмену… а ведь ему скоро шестьдесят.
Ева прекрасно знала, что этим утром он провел четыре важных встречи, два часа потратил в спортзале, затем – три долгих совещания без единого перерыва на отдых, а теперь ещё и эта презентация: Кирилл Сергеевич Цетиш сдавал сегодня в эксплуатацию свой новый отель «Русский Хилтон».
Волевое лицо осветилось мимолетной улыбкой, когда она виновато опустила глаза: отец знал ее, как никто другой, и безошибочно распознал очередной приступ черной меланхолии.
– Ева, перестань кукситься. Мне нужно ещё полчаса. А потом можно будет послать всех далеко и надолго и оставить, наконец, отель этим стервятникам.
Она немного оживилась: это была отличная новость!
– Что ж, до полуночи я могу потерпеть, – Ева лукаво прищурилась, отчего у Кирилла Сергеевича защемило сердце: ее мать тоже умела улыбаться одними глазами, такими же синими и бездонными, как само море… когда была жива.
– Не убегай хоть сегодня, ладно? Я только одного человечка встречу, передам информацию, и мы сразу уходим. Поедем вместе, хорошо?
– Обещаешь?
– Чесс слово!
– Ладно, ладно… теперь верю, – тихо засмеялась она, став снова дo боли похожей на мать. Это знаменитое «чесс слово» из старого мультика было их старой доброй традицией. Негласным правилом, которое отец никогда не нарушал. – Так и быть, подожду. Предупреди шофера.
– Уже. Костя ждет за дверью.
– Пап, зачем мне телохранитель?!
– Так. Не начинай снова. Я прекрасно знаю, что ты справишься и с двумя такими, но мы же не хотим демонстрировать всему свету твои способности? Так что перестань хмуриться и сделай вид, что все в порядке. Просто перестань его замечать.
– Я и так всю жизнь только и делаю вид, что все в порядке! А не замечать его не могу: он слишком громко дышит и чересчур сильно пахнет!
– Это не он плохой, это у тебя нос слишком чувствительный. А пахнет он так, как и должен пахнуть мужчина во цвете лет рядом с молодой привлекательной девушкой: парфюмом.
Ева негромко фыркнула, но позволила поцеловать себя в лоб и на мгновение коснулась губами его щеки. Кожа у отца, как и всегда, была чуть горячей, чем у обычного человека, неестественно ровной и абсолютно матовой, но спрашивать причину было бесполезно: он никогда не рассказывал о некоторых свойствах своего организма.
Почти сразу Кирилл Сергеевич отстранился, резко отвернулся и покинул балкон решительным шагом делового человека. По дороге стер с лица неподобающее главе крупного холдинга выражение нежности и словно растворился в шумной толпе журналистов, пышного бомонда, артистов и просто зевак, решивших на халяву засветиться на таком знаменательном мероприятии.
Ева проводила его долгим взглядом.
И никто ведь не скажет, что у него нет левой ноги от самого колена. Не догадается, до чего порой бывает трудно ему ходить, не хромая, а культя под протезом способна до кровавых мозолей натирать бедро от чрезмерных нагрузок.