– Заворачивай оглобли! – весело закричал он Юрию вместо приветствия. – Придется твоему Боре сегодня кому-нибудь другому мозги компостировать.
– Не шути святыми вещами, – сказал Юрий, и Сафонов разразился довольным хохотом.
– Какие шутки! У меня горе. Михей тухлых консервов нажрался, час назад из больницы позвонил – так, не поверишь, будто с того света, еле языком ворочает…
Михей был напарником Сафонова. Оба они были Михаилами, так что для удобства их окрестили Михеем и Мишкой. Если же кто-то имел в виду не какого-нибудь отдельного Михаила, а их экипаж в целом, говорили просто: М2. Они ездили на неуклюжем с виду, похожем на коробку из-под обуви броневике “рено”, вызывая черную зависть коллег. Броневик, на взгляд Юрия, действительно был хорош: этакий сейф на колесах, который так сразу, с налету, не очень-то и возьмешь, да еще в городе, где навалом милиции, спецназа и Бог знает кого еще.
– Ну, а я здесь при чем? – спросил Юрий.
– Ас кем, по-твоему, я должен в Мытищи ехать?
– Погоди, а как же Боря?
– А ты что, уже соскучился? Боре тоже кого-нибудь дадут, не переживай.
– Постой, – сказал Юрий, – я не совсем понял: это чей-то приказ или ты сам так решил?
– Это не я решил, – ответил Сафонов, – это твой друг-приятель, их величество Арцыбашев соизволил распорядиться.
– Арцыбашев? Он что, рехнулся? Что он сказал?
– Он сказал, что поездка очень ответственная и что он не может доверить четыре миллиона баксов кому попало. А тебе он верит. Насколько я понял, он тебе доверяет больше, чем мне. Так что, по идее, ты и за мной должен присматривать, чтобы я ненароком не уехал вместе с бабками в какую-нибудь Швамбранию прямо на броневике.
– Бред какой-то, – искренне сказал Юрий. – Четыре миллиона?
– Тише, не ори. Это военная тайна, доверенная мне под большим секретом. Не четыре, а четыре с половиной. Я вот тут все думаю, думаю: может, все-таки махнем в Швамбранию? С такими деньгами все телки будут наши.
– С такими деньгами наши будут не телки, а быки, – ответил Юрий. – И ровно столько времени, сколько нужно, чтобы хорошенько прицелиться. А почему он мне сам не сказал?
– Спешил куда-то. Велел найти тебя, проинформировать, проинструктировать и вообще поменять подгузники. Да, и еще пожелать удачи.
– М-да?.. Черт возьми, это довольно волнительно!
– А ты не мог бы волноваться на ходу? Нам выезжать пора, так что давай двигаться. С повышением, напарник!
– Ну уж, напарник, – проворчал Юрий, идя с ним по коридору к гаражу. – На одну поездку!
– А хоть бы и на одну, – сказал Мишка. – И потом, это еще как сказать. Поездка ответственная, а Михей в последнее время что-то спекся. Керосинит по-черному, два раза его Арцыбашев на работе “под банкой” ловил. Он и сегодня, сдается мне, не консервами отравился, а просто не смог с похмелюги из кровати выбраться. Так что шанс у тебя есть. Дерзай!
– Дерзай – это как? – спросил Юрий. – Бежать с автоматом впереди машины и палить во всех подряд?
– В воздух, – с видом знатока поправил его Сафонов. – И только в исключительных случаях – во всех подряд. Это если чья-нибудь морда не понравится, – уточнил он для полной ясности.
В гараже выяснилось, что Борю уже кто-то ввел в курс дела. Он выставил багровое от прилившей крови лицо из-под задранного капота “Нивы”, что-то проворчал и снова нырнул под капот.
– Что? – переспросил Юрий. Боря снова разогнулся, уперся короткопалыми руками в переднее крыло своей машины и внятно произнес:
– В танкисты, говорю, записался? Давай, давай, мать твою. А мы уж как-нибудь сами – потихоньку, полегоньку… Только танки ведь тоже иногда горят.
– Козел ты, Боря, – сказал ему Сафонов.
Садясь в машину, Юрий подумал, что кофеварку из комнаты отдыха наверняка украл Боря.
В кабине бронеавтомобиля ветер, конечно же, не ощущался, но его можно было видеть: высаженные вдоль дороги деревья не размахивали ветками, а нагнулись в одну сторону под одинаковым углом, как солдаты на утренней зарядке, которым скомандовали “и-раз!”, но забыли добавить “и-два!”. Женщины на троллейбусных остановках благоразумно придерживали обеими руками норовящие задраться выше головы подолы, а вывешенные над проезжей частью дорожные знаки пьяно плясали на своих проволоках. Сотрудники ГИБДД в белых портупеях отворачивали от ветра сердитые лица и поглубже натягивали фуражки, заставляя мстительного Сафонова подпрыгивать от восторга на водительском сиденье и жалеть, что в Москве не бывает дождей из дерьма.
Кузов бронеавтомобиля был пуст, и дорога в Мытищи больше напоминала увеселительную прогулку. В кабине вовсю грохотала музыка, что было строжайше запрещено введенными лично Арцыбашевым дополнительными правилами. “В законе важен дух, а не буква, – объявил по этому поводу неунывающий Мишка, вынимая из принесенной с собой сумки магнитолу и кустарным способом подсоединяя ее к аккумулятору. – Мы же идем порожняком. Загрузимся – никакой дискотеки”. Для этого им пришлось ненадолго остановиться в каком-то переулке. Прохожие глазели на банковский броневик, заставляя Юрия нервничать, но даже ему было известно, что на инкассаторов нападают гораздо реже, чем могли бы, из-за их обыкновения стрелять в нападающих. Опасаться было нечего, но он все равно передвинул кобуру с бедра на живот.
– Это правильно, – одобрил его действия ковырявшийся под приборным щитком Сафонов. – Инкассатор должен быть как пионер, он же бойскаут – всегда готов. А вдруг на меня нападет стая поклонниц?
Юрий фыркнул и убрал ладонь с кобуры.
– Теперь я понимаю, почему Михей запил, – сказал он.
Сафонов расхохотался и врубил музыку.
В Мытищинском филиале их встретил суетливый человек с великолепным еврейским носом и аккуратной круглой плешью, окруженной кучерявым волосяным нимбом. Юрий без особого удивления узнал в нем купальщика, потерявшего на даче у Цыбы золотой “паркер” и наверняка угробившего очень дорогой костюм, не говоря уже о туфлях. Еще меньше он удивился, когда купальщик его не узнал. Юрию почему-то казалось, что, если бы директор Мытищинского филиала в тот день познакомился со своей потерянной много лет назад и наконец отыскавшейся мамой, на следующее утро он не узнал бы и ее.
Сейчас этот субъект был кристально трезв, излишне суетлив, деловит и озабочен. Он лично понаблюдал за тем, как в кузов бронированного микроавтобуса загрузили пять матерчатых, туго набитых мешков, с умным видом проверил на каждом из них пломбы, вежливо подсадил Юрия под локоток, когда тот вслед за мешками залез в кузов, сам закрыл за ним дверь и собственноручно опечатал ее личным пломбером.
Юрий уселся на тянувшуюся вдоль железного борта неудобную скамью. Окон в кузове не было, и он стал смотреть в узкую зарешеченную амбразуру, прорезанную в перегородке, отделявшей кузов от кабины. В случае необходимости эту амбразуру можно было закрыть стальной заслонкой, после чего кузов окончательно превращался в неприступную крепость, а точнее – в сейф.
– Ну все, – сказал Сафонов, оборачиваясь к амбразуре, – понеслась. Теперь не спи. Чуть что, опускай заслонку и стреляй в каждого, кто попытается открыть дверь.
– Я в курсе, – коротко ответил Юрий.
– Он в курсе, – проворчал Сафонов, выруливая из двора банка на улицу. Тяжелая пластина ворот медленно отъехала в сторону, выпуская их машину, и сразу же поползла назад. – Он у нас грамотный… Ты в людей стрелял когда-нибудь, профессор?
– Доводилось. Да что ты так трясешься? С чего ты взял, что на нас нападут?
– Это я трясусь?! Да я тебя, чайника, успокаиваю. А вообще-то, если честно, то да, трясусь. Сам не знаю почему. Мандраж у меня.., ну, вроде предчувствия. Два раза на меня наезжали, и оба раза вот так же трясло.
– Типун тебе на язык, – сказал ему Юрий, и Сафонов засмеялся.
– Ладно. Все, инкассатор, шутки в сторону. Меня сейчас нельзя отвлекать, да и тебя тоже. Смотри в оба.
Юрий хотел спросить, куда ему смотреть, если здесь нет окон, но промолчал: Сафонов полностью сосредоточился на управлении машиной, и даже затылок у него выражал собранность и деловитость. Магнитолы нигде не было видно, и Юрий понял, что Мишка убрал ее в сумку. Непонятно было только, когда он успел это сделать.