Узбек выпучил глаза и нерешительно потянулся к кобуре. Он все еще не мог поверить в происходящее. Оно казалось ему какой-то нелепой случайностью, миражом, небылицей из разряда тех, что рассказывают после второй бутылки, когда уже никто никого не слушает и все за столом галдят вразнобой, стараясь перекричать друг друга. Пьяный бомж не мог представлять никакой опасности для двоих здоровых, накачанных, вооруженных, уверенных в себе боевиков, привыкших наводить трепет на пол-Москвы. Легче было поверить в то, что с Пиявкой случился какой-то странный припадок.
– Ты чего, мужик? – растерянно спросил Узбек. – Погоди…
"Бомж” быстро шагнул вперед. В руке у него неизвестно откуда появился огромный пистолет с длинным тонким стволом – кажется, древний, времен гражданской войны “маузер”, – странно гармонировавший с рваным плащом и обтрепанной шляпой. Рука с пистолетом описала в воздухе короткую стремительную дугу слева направо, и тяжелая округлая рукоятка с хрустом опустилась на висок Узбека.
Узбек упал на асфальт в полуметре от начавшего понемногу остывать Пиявки. “Бомж” убрал пистолет куда-то в недра своего необъятного плаща, ухватил одной рукой за шиворот Пиявку, другой – Узбека и волоком потащил их к окружавшим беседку кустам сирени. Приоткрытая створка ворот, когда из-под нее убрали служившую своеобразным упором ногу Пиявки, сама собой вернулась на место. Замок сработал с легким щелчком, и у ворот снова стало тихо. Неизвестный в плаще и шляпе вместе со своей ношей скрылся в кустах за секунду до того, как раздраженный Граф выглянул в окно третьего этажа, чтобы поинтересоваться, когда, наконец, его охрана перестанет ковырять в носу и уберет от ворот надоедливого певца.
Он увидел пустую подъездную дорожку, по которой ветер гонял несколько желто-зеленых листьев, и удовлетворенно кивнул. Охрана сделала свое дело и вернулась на место, как ей и было положено. Граф не любил, чтобы вооруженные люди слонялись по двору, портя пейзаж и мозоля глаза. Он вообще не очень любил людей: с ними было скучно.
– А вы заметили, что ваш муж, в сущности, довольно скучный тип? – спросил Арчибальд Артурович, отходя от похожего на корабельный иллюминатор окна и неторопливо, с большим достоинством опускаясь в глубокое кожаное кресло.
– Я это заметила, – ответила Лена Арцыбашева, беря из лежавшей на столике пачки длинную шведскую сигарету и поднося ее к губам. – Но я удивлена, что это заметили вы. Обычно посторонние считают его душой любой компании.
Она выжидательно посмотрела на собеседника, и тот галантно чиркнул перед ее лицом зажигалкой, – Евгений Дмитриевич и есть душа любой компании, – сказал он. – Но все компании по сути своей скучны и однообразны. Следовательно, душа компании точно так же скучна, особенно если она – душа абсолютно любой компании, от бригады грузчиков до совета директоров крупного банка…
– Парадоксами развлекаетесь, – сказала Лена. – Только это, простите, довольно банальный парадокс. И вообще, долго вы еще собираетесь держать меня взаперти?
– Уже недолго, – пообещал Арчибальд Артурович. – Уже совсем недолго, очаровательная Елена Павловна. И потом, какая вам разница, где сидеть взаперти? Смею надеяться, что условия в моем доме не хуже тех, к которым вы привыкли. Или вы соскучились по мужу?
– Разве в этом есть что-то удивительное? – спросила Лена. Эта игра словами утомила ее, и ей приходилось прилагать все большие усилия для того, чтобы казаться спокойной и слегка ироничной. На самом деле никакого спокойствия не было и в помине – Лена ужасно боялась и подозревала, что Арчибальд Артурович догадывается об этом.
– Не стоит так волноваться, – сказал Арчибальд Артурович, словно подслушав ее мысли. – Отнеситесь к этому как к небольшому забавному приключению. Осмелюсь предположить, что вы искали именно приключений, сидя в одиночестве в том баре, где вас нашли мои люди.
– Боюсь, это не ваше дело, – довольно резко ответила Лена. – Это касается только меня. Чего вы от нас хотите?
– От вас лично я хочу только одного: чтобы вы успокоились и получили, удовольствие от пребывания в моем доме. Вы ведь не бывали здесь раньше? Полюбопытствуйте. Здесь попадаются крайне интересные вещицы, достойные самого пристального внимания. Что же касается Евгения Дмитриевича… Мне очень неприятно об этом говорить, но он оказался не совсем добросовестным партнером. Я вложил в его банк деньги, а он их, представьте, потерял…
– На него это непохоже, – возразила Лена.
– Уверяю вас, я тоже так думал. Более того, он клянется, что совершенно непричастен к пропаже денег, и я склонен ему верить. Но поймите, дорогая моя: это мои деньги, и они срочно мне нужны. Поставьте себя на мое место: вы приходите в банк, чтобы снять со своего счета некоторую сумму, а вам заявляют, что денег нет, они, видите ли, украдены. Кем украдены – неизвестно, но все клянутся, что они не имеют к этому никакого отношения, и валят все на нескольких мертвецов и какого-то беднягу инкассатора, который тоже уже наполовину мертвец…
– Инкассатора? – переспросила Лена. Она ничего не понимала, кроме того, что Арцыбашев наконец-то допрыгался, но слово “инкассатор” оставило в сознании глубокую царапину.
– Да, – небрежно сказал Арчибальд Артурович, – какой-то не то Филонов, не то Федотов.., ах, пардон, Филатов! Вы что же, телевизор не смотрите? Городские новости только об этом и жужжат.
Лена заметила, что уже несколько секунд сидит неподвижно, слепо уставившись на тлеющий кончик сигареты, и с трудом взяла себя в руки. Она глубоко затянулась, изящно стряхнула пепел в массивную хромированную пепельницу и придала лицу выражение слабой заинтересованности. Годы, проведенные в пустой светской болтовне, полной завуалированных выпадов и тщательно замаскированных контратак, не прошли даром: натренированные мышцы лица послушно сложились в гримаску скучливого любопытства.
– Ненавижу телевизор, – сказала она. – Расскажите, что случилось.
Арчибальд Артурович окинул ее откровенно оценивающим взглядом.
– Однако, – сказал он. – Вообще-то, у меня масса дел, но отказать гостье.., это просто невозможно. Воспитание, знаете ли, не позволяет.
– Вот именно, – поддакнула Лена, глядя мимо него в круглое, ничем не занавешенное окно. Ей были видны только густая крона старой липы и кусочек пронзительно-голубого неба.
– В сущности, – начал Арчибальд Артурович, – произошла глупейшая история. На банковский автомобиль, который перевозил предназначавшиеся мне дьньги, кто-то напал. Один инкассатор погиб сразу, а другой – этот самый Федотов или Филатов – перестрелял нападавших и почему-то убежал с места происшествия. А самое удивительное произошло дальше: когда в машину заглянули, мешки были разорваны, а в них вместо денег оказалась резаная бумага. Просто куча резаной бумаги, и никаких денег…
– Какая-то чепуха, – ровным голосом произнесла Лена. Это стоило ей огромных усилий, но она справилась с задачей. Сигарета догорела до фильтра и обожгла ей пальцы, заставив сильно вздрогнуть. Лена бросила окурок в пепельницу и сразу же закурила снова.
– Вы много курите, – заметил Арчибальд Артурович, с негромким стуком кладя на стол зажигалку. – Но я с вами абсолютно согласен: это действительно какая-то чепуха, и разобраться в ней предстоит вашему супругу, поскольку мешки с бумагой загрузили в автомобиль в одном из подчиненных ему филиалов банка. Именно поэтому я пригласил вас немного погостить у меня: присутствие такой красивой женщины неминуемо отвлекло бы Евгения Дмитриевича от его первоочередной задачи. Вы меня понимаете?
– Я вас отлично понимаю, – сказала Лена, думая о своем. – Вы взяли меня в качестве заложницы, не так ли?
– Ну, я бы не стал так выражаться, – Арчибальд Артурович усмехнулся и тоже закурил, – но суть вы ухватили верно.
– И что будет, если мой муж в ближайшее время не.., не найдет ваши деньги?
Лена хотела сказать “не вернет”, но в последний момент решила немного изменить формулировку. Для нее в этом деле не было никаких темных мест, хотя она и слышала о нем впервые: деньги, вне всякого сомнения, взял Арцыбашев, и взял совсем не для того, чтобы на следующий день вернуть владельцу. А Филарет… Он еще жив, наверное, но спасти его уже невозможно. Лене хотелось заплакать – по-бабьи, в голос, – но плакать было нельзя.