Мне показалось, что он чего-то не договаривает.
Назавтра я снова отправился купаться. Вивея убежала раньше, и я застал ее на старом месте. Озеро поросло по берегам густым осинником, и вода в нем была черная от перегнивших листьев и торфа.
Вивея подождала, пока я побарахтался у берега, и на кордон мы опять возвращались вдвоем. По дороге она неожиданно вернулась ко вчерашнему разговору.
– Вы у меня спрашивали, что Филипповна варит? Не знаю, что варит. А вот про настой на цветах и травах кое-что могу рассказать, если хотите. Знаменитые у нее получаются настои, прямо сказочный эликсир жизни.
Я недоверчиво улыбнулся.
– Напрасно смеетесь... Вы знаете, кем был сын Филипповны?
– Партизаном.
– Нет, по мирной профессии?
– Понятия не имею.
Вивея недоверчиво посмотрела на меня.
– Разве вам Петрович ничего не говорил?.. Лесоводом он был, вроде меня, только очень способным, талантливым. Павел Федорович Дятлов его звали. Еще когда был студентом, он начал поиски веществ, которые теперь известны под названием стимуляторов роста. Война его застала на практике в этом лесу, он тут кандидатскую диссертацию готовил... Институт эвакуировали, а Павел Федорович остался по заданию, партизанил, но своей научной работы не прекращал... И, мне кажется, многое успел сделать.
– А причем здесь Филипповна?
– Я так сумбурно рассказываю... – смутилась Вивея. – Понимаете, свои опыты Павел Федорович ставил здесь, в лесу, и Филипповна ему помогала. Она лесником работала в соседнем районе. И в войну с ним была... Когда сын погиб, она забрала, спрятала все его записи, расчеты...
Вивея смолкла.
– И что же? – спросил я заинтересовавшись.
– И вот теперь не отдает их, не говорит ничего... А сама что-то делает тайком, вот и вы заметили, какое-то варево варит...
– Так, может быть, все это результат... как бы тут поделикатнее выразиться... – Я показал на голову.
– Нет... Про варево, повторяю, мне ничего не известно. А вот настойки ее по-настоящему чудодейственные. Если такой настойкой поливать, например, цветы, они в полтора, в два раза быстрее растут, становятся крупней, ярче, не боятся засухи.
– Позвольте, позвольте, – перебил я. – В лесу мне встретилось несколько партизанских могилок, а на них...
– Значит, вы заметили?
– Да. Ее работа?
Вивея кивнула.
– Вот так Филипповна! – поразился я. – И что это за настойка, из чего?
– В том-то и дело, что не знаю. Она все держит в секрете. От людей таится. По ночам режет какие-то коренья, травы, трет их на терке. У нее подпол в комнате есть, так там... Вы думаете, чего она вчера ни свет ни заря побежала в лес? Поливать свои цветы, кустики, деревца.
– Зачем ей все это? – удивился я.
Вивея вздохнула.
– А вот зачем. Думается ей, что сын ее Павлуша живой, что он рано или поздно вернется. Вот она и записи его хранит, и опыты вроде продолжает. Одно у нее в жизни осталось – эта несбыточная надежда.
– Вы пробовали разузнать секрет этого средства?
– Пробовала. Молчит. Сожмет губы крепко-крепко, посинеют даже, и молчит... Страшно мне тогда с ней.
5
С этой поры меня не на шутку стала интересовать тайна чудодейственного эликсира. Я по-прежнему обследовал места партизанских боев, побывал в ближнем колхозе «Наша сила» и записал несколько интересных воспоминаний. Мне удалось раздобыть там трофейный кортик, принадлежавший командиру отряда Ратнику, листовки и даже простенький гектограф, на котором они печатались.
И все же старухин эликсир не выходил у меня из головы. Собственно, он тоже, так сказать, укладывался в план моей командировки. Как было бы интересно – и не только для музея! – восстановить мужественный образ Павла Федоровича Дятлова – партизана-ученого, патриота, отдавшего жизнь за родину и сделавшего крупное открытие не в тиши кабинета, не в лаборатории, а в партизанском отряде, под пулями врага!
Чтобы узнать об этом что-нибудь новое, мне волей-неволей приходилось обращаться к Вивее.
– Я тоже заложила опыт со стимуляторами роста, – сказала она доверительно. – Только пока дело у меня идет не то чтобы плохо, а скорее медленно.
Я не понял.
– Ждать приходится долго, пока получишь полную картину.
– Вот оно что! И сколько же ждать? – поинтересовался я.
– Лет... восемьдесят... – Вивея улыбнулась. – Такая наша профессия. Люди, которые садят лес, работают не для себя, а для детей, для внуков... Лес растет медленно.
Я почему-то подумал, что у Вивеи никогда не будет ни детей, ни внуков, и мне стало жалко ее. Для кого она работает, старается?