– Вот соединюсь с начальником отряда...
– Мне нужно поговорить с сопровождающим врачом. Где находится больная? – Доктор уже не просил, а распоряжался.
Тимофей Иванович досадливо пожал плечами.
– Это мы сейчас. – Саша обрадовался, что может тоже помочь доктору. – Мигом. – И он начал крутить ручку телефона.
– Машка! Чего это ты так долго не отвечаешь? Здравствуй! Послушай, Машка. К нам из Залесского везут больную. Девчонку! Знаешь, она умереть может. Тут у нас доктор, (он прикрыл рот рукой) да не Дмитрий Андреевич, а другой, наверное, приезжий. Ему надо поговорить с тем врачом, что везет больную... Не врач, а сестра?.. Откуда ты знаешь? Кажется, сестра с ней едет, – зажав ладонью микрофон, сообщил Саша. – В общем так узнай, где сейчас карета скорой помощи, скажи, чтоб сестру к телефону позвали. И вообще следи за линией – экстренный случай, серьезно!
Рация в авиапорту стояла маломощная, и с областным центром приходилось разговаривать только морзянкой. Тимофей Иванович дробно и быстро стучал ключом, потом прислушивался к писку, принимая на слух и тут же в уме складывая в слова тире и точки.
– С начальником отряда, – шепнул Саша.
Через раскрытую дверь он видел всех пассажиров: встревоженную девушку-студентку, молодого инструктора райкома, сосредоточенно рассматривавшего остроносые туфли, надетые ради поездки; будто отсутствующего доктора с запрокинутой головой и закрытыми глазами. Рядом переминался с ноги на ногу бухгалтер, и его рука мерно колыхалась в такт доносившейся из репродуктора песенке. Заведующий горкомхозом Кулябко, напротив, стоял неподвижно и мрачно, глубоко заложив руки в карманы кителя.
– Самолет приказано задержать! – официальным голосом объявил Тимофей Иванович.
– Квод эрат демонстрандум, – облегченно улыбнулся доктор.
– Безобразие! Не могут прислать санитарную авиацию! – повысил голос заведующий горкомхозом. На фоне летного поля отчетливо выделялась его сухощавая фигура с маленькой головой, увенчанной черной кепкой с пуговкой.
– Значит, не могут, ежели не высылают. – Тимофей Иванович не привык обсуждать распоряжения начальства.
– И все-таки, Тимофей Иванович, странно как-то получается, – возбужденно сказал бухгалтер, источая одеколонный запах. – Попробуй задержи из-за одного человека поезд – ничего не выйдет. Голову даю на отсечение! А самолетик – пожалуйста! – И Петр Петрович стремительно развел в стороны короткие, толстые ручки.
– Именно, – согласился Кулябко, не меняя позы.
– А если что случится?! – впервые заговорила девушка-студентка. – Самолет отправится в срок, а тут беда!.. Да как бы мы тогда друг на друга смотрели? Как спать могли б? – Глаза ее расширились и были, как два черных камешка, вынутых из воды.
– Ладно, не кипятись, – ворчливо сказал Тимофей Иванович, – задержится самолет... Иль не слышала?
...72-15 прибыл вовремя. Второй пилот распахнул дверцу и бросил на траву коричневый бумажный мешок с почтой. Кто спокойно, кто чуть пошатываясь, сошли пассажиры, кивнули знакомым и дружно ринулись к автобусу. Был воскресный день, и все спешили по домам.
– Ну, что, загораем? – лениво спросил первый пилот, еще в воздухе предупрежденный о задержке.
Он вышел в расстегнутой голубой рубахе, без фуражки и кителя, который по-домашнему висел на спинке кресла.
– Маленько придется, – согласился Тимофей Иванович. – Ко мне пойдешь?
– Благодарствую. Я лучше подышу.
Он лег в тени самолета в траву, лицом к небу.
– Гроза будет, – сказал Тимофей Иванович.
– Предупреждение передавали? – не поворачивая головы, спросил пилот.
– А на что мне оно, предупреждение? Старые кости ломит, прогноз лучше любой метеостанции.
– И то верно.
Тимофей Иванович сдал второму пилоту почту и вернулся к своему стандартному домику, выкрашенному в веселый голубой цвет; начальник аэропорта весной сам малярничал тут вместе с Сашей.
– А местов хватит? – заведующий горкомхозом наконец вынул руки из карманов, чтобы достать папиросу. – А то получится, что ее посадят, а кого-то попросят вежливо... Так у нас тоже бывает.
– Они Раздольное проехали! – выкрикнул Саша. – Скоро в Стрелке будут!
Он вообще в это утро не находил себе места от возбуждения: висел на телефоне, единым махом брал четыре ступеньки крыльца и так же лихо спрыгивал с него, чтобы подбежать к сидевшим на скамейке пассажирам. Тимофей Иванович не одобрял такого поведения своего помощника, иногда даже покрикивал на него, и тогда Саша напускал на себя важность, поправлял сбитую набок фуражку и застегивал на верхнюю пуговицу китель. Но проходила минута-другая, и фуражка снова сползала, а пальцы сами собой оттягивали душный воротничок.