— Маша я беременный, — вспомнилась фраза Галустяна из какой-то российской комедии (*фильм 8 новых свиданий, цитата приведена не точно). О неожиданности она вперилась в меня своими глазищами.
— Ты обкурился что ль? — она шокировано вперилась мне в глаза, так пол дела сделано, она смотри на меня.
— Почти, белены объелся. Маш пойдём попьём кофе? Мы же взрослые люди и теперь у нас с тобой есть общие дела. Хочешь ты этого или нет.
— Ершов, — она тяжело вздохнула, — дела может и есть, а времени сейчас нет.
— Хорошо, давай ты закончишь с делами, и мы поговорим. Я подожду.
— Я тебе плохо объяснила по телефону, что видеть тебя не желаю? — так злость, отлично! Для меня главное было вывести её на эмоции, положительные или отрицательные — это было дело десятое.
— Я всё понял. Но я думаю, и ты отлично понимаешь, как бы не ерепенилась, что я от общения со своим сыном не отступлю. Давай ты вспомнишь, что ты деловой человек и не будешь доводить ситуацию до абсурда?
— хорошо. Один разговор, и ты от меня навсегда отстанешь, — сдалась моя неприступная крепость.
— я буду ждать тебя у подъезда. Это тебе, — я протянул ей розу, — в знак так сказать нашей былой дружбы, — и не давая ей возможности возразить развернулся на пятках и удалился.
Сегодня я решил ехать на метро, прекрасно осознавая загруженность московских дорог по вечерам. Совершенно не хотелось застрять в какой-нибудь пробке и всё провафлить.
Пока любимая делала домашние дела я успел сбегать в кафе и обзавестись кофе, дабы не околеть на морозе, в последствии у меня конечно маячила другая проблема — посещения места временного уединения, но я надеялся затащить свою спутницу в какое-нибудь кафе, чем и снять эту траблу.
Машка появилась через сорок минут после приезда и попыталась взять быка за рога с первых слов беседы:
— Ерошов у меня времени нет, объясняю тебе в последний раз…
— я готов выслушать все твои объяснения, но немного в более тёплой обстановке, знаешь ли здесь не Африка, тут где-нибудь можно выпить кофе?
— Мне кофии распивать некогда…
— Слушай, ну имей сострадание, — снова прервал её я, — я уже пальцев на ногах не чувствую.
— Так тебе и надо, — злорадно ухмыльнулась она, но стала от этого похожа на девчонку, а не на злодея как ей хотелось.
— Возможно, но ты сама то не в тулупы на медвежьем меху одета.
— Госпади! Ну ладно, поехали в ближайший торговый центр, — йес! Второй шаг идёт по плану, я был доволен как слон.
Ближайший центр был в двадцати минутах ходьбы, я уже провентилировал этот вопрос, но Машка выбрала менее времязатратный вариант и доехала на метро до следующего, потратив на это пять минут. И вот когда мы наконец уселись за свободный столик обзаведясь стаканчиками с кофе и вишнёвыми пирожками, любимая набрала в грудь воздуха, чтобы высказать мне все посылы куда я могу иди за магнитиками и не возвращаться веки вечные, как я с бесшабашным видом её перебил:
— Машенька, я сразу хочу прояснить ситуацию. Я буду общаться с сыном. Мы можем с тобой ненавидеть друг друга, желать убить и всё что угодно, но к моему общению с мальчиком это не имеет никакого отношения. Ты же деловой человек и должна понимать, что если ты будешь сопротивляться этому, то ничего у тебя не выйдет, лишь нервы себе помотаешь. Ты же отдаёшь себе отчёт, что туда куда я смог вскарабкаться плохих юристов, не берут. Так что давай не будем всё усложнять и примем как данность, что с сыном я встречаться буду.
— Его зовут Тимофей, — всё ещё ершась вставила Машка.
— Тимофей Игоревич Ершов, хорошо звучит, многообещающе…
— Это я тебе сейчас пообещаю, — предприняла очередную попытку к бунту любимая, но уже без особого пыла, — что если ты от меня не отстанешь…
— Я к тебе даже не пристаю, — с елейной улыбочкой произнёс я, — ты мне сказала, что не настроена продолжать наши амуры и я стоически это переношу, но это никак не влияет на то, что я хочу принимать участие в жизни Тимофея.
— Слушай, я понимаю твоя оскорбленная самооценка…
— Да какая к чертям самооценка, — я сжал её руки, сцепленные в замок и наклонился к ней, понизив голос, — я хочу растить своего сына.
— Игорь, это ребёнок, — как-то устало произнесла она, — с ним нельзя поиграться, а когда надоест исчезнуть. Я не желаю вытирать слёзы ещё одному малышу, и если для Алиски ты был просто друг, то для Тимоши ты будешь пытаться выставить себя отцом. Дочка не знает, что такое папа, а друга терять легче и то она меня спрашивала, чем она тебя обидела. Я не хочу, что б сын винил себя, когда подрастёт, что его непутёвый папаша свалил в закат.
— Почему ты считаешь, что я не понимаю? — её монолог произвёл на меня гнетущее впечатление, какой же я в её глазах если она говорит мне такое.
— А почему я должна считать по-другому? У тебя нет друзей, у тебя никогда не было жены, да даже, как я понимаю, долгих отношений. Блин у тебя даже хомячка никогда не было. Где хоть намёк на то, что завтра тебе не вступит и ты не уйдешь в алкогольный штопор или не поскачешь по головам взбираясь по карьерной лестнице, забыв обо всем, что занимало тебя до этого, — её слова били в самое больное, — я не уверена даже, что в твоём мозгу водится такое слово как «ответственность», потому что хоть ты и упорно трудишься на стезю юриспруденции, но делаешь ты это только год, — я слушал её и понимал, что она говорит правду, не передёргивая или извращая, голые факты. Почему уж они случились не десятое ли дело? Она не понимала лишь одного, я изменился и к прошлому возврата нет. Просто до этого я не видел того, на что она мне раскрыла глаза и возврат к старому, это как есть помои после того как попробовал амброзию. Как выяснилось в человеческих условия я жил только пока рядом были родители, но я по детской глупости этого не осознавал, и от отсутствия этого понимания я начал скатываться вниз, когда их не стало бесполезно, ища чего мне не хватает, а недоставало банального сочувствия, любви, внимания, даже жалости. Пока я просто не успел то о чём она говорила, нельзя в моём возрасте быстро завести друга на веки вечные, а уж построить семью и подавно, да и не хотел я её строить ни с кем кроме Машки, это я осознал совсем недавно.
— Я так понимаю, что могу часами говорить, стараясь тебя убедить, ты мне всё равно, не поверишь.
— слышу проблески сознания в твоих словах, — устало произнесла моя собеседница.
— но это не значит, что я откажусь от своего решения. Я поступил по-дурацки, обидев моего единственного лучшего друга — твою дочь, но я это осознал и больше такой ошибки не совершу, можешь не надеяться. Так что и Алиску от общения со мной ограждать не рекомендую.
— Ершов ты совсем сдурел? — в сердцах она вскочила со своего места и хлопнула ладонями по шаткому столику, и я понял, что немного перегнул палку, но отступать было некуда, — я не подпущу тебя к своим детям!
— интересно как ты это сделаешь?
— очень просто…
— если я подойду к Алиске закатишь скандал? И нанесёшь ей психологическую травму? — это была нечестная игра, — Или заставишь тащить тебя в суд, чтоб я доказал своё право общаться с Тимошей. А если будешь препятствовать тесту на отцовство я его сделаю через тот же суд.
— то есть мы ещё сомневаемся? — у неё появились проблески тщетной надежды.
— мы не сомневаемся, мы считаем, что эта бумага просто нужна. Так что предлагаю не наводить тень на плетень и договорится, когда я могу прийти к вам.
— я не собираюсь с тобой договариваться…
— Маш я завтра жду звонка об удобном для тебя времени или приду сам. Всего хорошего.
Мария
Я смотрела в спину удаляющегося мужчины, и единственная мысль которая бродила в голове: «Что это было?». Зачем ему мои дети? Он всю жизнь жил как мотылёк: порхая с цветка на цветок и предаваясь удовольствиям. Почему он хочет, чтобы они к нему привязались? Что за садистское удовольствие издеваться над маленькими детьми? Ладно он измывается надо мной зачем ему Алиска? Что этот светлый ребёнок сделал ему плохого? Нет, конечно, я допускала мысль, что он от всего сердца хочет общаться с ними, но ведь он сам должен понимать, что это ненадолго. Чай не подросток, чтобы не видеть, как быстро проходят его увлечения. Но как сопротивляться ему я не знала. Всё что он сказал правда, он может появится у меня в любой момент, когда меня нет дома и Ниночка, свято верящая в то, что он перевоспитался, впустит его. Я тоже по началу верила, но он выдрал эту веру с её неокрепшими корешками своим поведением. Что мне делать я не знала. Я весь вечер промучалась с этим вопросом, но и утро не принесло мне ответа, единственным решением было присутствовать на этих встречах, дабы контролировать и договорится, чтобы он не давал никаких обещаний Алиске.