– Это прохождение стихии Земли. Оно является важной ступенью обучения. Изнуряющий физический труд, психологические перегрузки и неожиданная встреча со смертью. Читал ли ты книгу о капитане Бладе? Ее автор, Рафаэль Сабатини, был посвящен в Алхимию души, и все его романы построены в алхимическом ключе.
– Не могли бы вы вкратце рассказать мне об этом? – спросил я, интересуясь своей судьбой.
– Роман начинается с того, что доктора Блада, практиковавшего в маленьком английском городке, вызывают к раненому дворянину, который участвовал в мятеже герцога Монмутского против короля Якова. В жизни Блада было прежде немало приключений, когда он служил под началом известного голландского флотоводца адмирала де Рюйтера, но он считал это закрытой главой своей жизни. Но тут, как говорится, пробил его час, и он вступил на путь инициации. Пока он оперировал раненого, пришли гвардейцы короля Якова и арестовали повстанца, а заодно и доктора Блада. Раненый мятежник выздоровел, благодаря умелой помощи Блада, и затем, используя связи и большие деньги, получил помилование у короля. А Блад, вместе с мятежниками, был приговорен к смертной казни. Но королевской милостью смертный приговор был заменен продажей в рабство в английские колонии, на далекие острова, где не хватало рабов.
Блад был видным, сильным, с огненным взглядом и мужественными чертами лица, и он понравился прекрасной молодой леди – племяннице губернатора острова. Так Блад стал рабом на плантациях ее дяди. Наступила тяжелая пора: ему приходилось сносить всевозможные оскорбления и унижения, работать до изнеможения, но сила его духа не была сломлена. На острове Блад проходил алхимическую закалку, которая и называется стадией Нигрэдо.
Джи хотел рассказывать дальше, но я возмущенно прервал его:
– Я не собираюсь проходить стадию рабства, даже если это необходимо для моей стабилизации.
– В твоем случае, – ответил Джи, – это будет, скорее всего, роль Ваньки Жукова из рассказа Чехова. За всеми ухаживать, готовить еду, мыть посуду, вовремя подавать на стол, наливать вино. Ходить в магазин за продуктами и вином; желательно уметь быстро зарабатывать на это деньги.
То, что предлагал Джи, показалось мне возмутительным и, по сравнению с историей Блада, лишенным всякой романтики.
– Мне не нравится ваша последняя фраза: деньги быстро тают в моих карманах, а мне хочется пробыть в вашем обществе как можно дольше, – стараясь казаться спокойным, возразил я.
– У меня тоже нет денег на твое обучение, – ответил Джи, и я увидел в его глазах легкую иронию. – Не пройдя стадии Нигрэдо, ученик не может удержать равновесия, и даже при малом психологическом градусе он лопнет, как мыльный пузырь. Ее никак нельзя обойти, – сказал он, глядя на меня с сожалением.
– Но я ведь уже прикасался к высшему “Я”. Может быть, проходить стадию Нигрэдо мне не обязательно?
– Это ничего не значит, – заметил он. – Каждый хоть раз в жизни способен случайно пережить мгновение высшего озарения. Но оно длится лишь секунды, а затем человек погружается в вековой сон, вновь отождествляясь со своим телом.
Ты, как обычно, хочешь попасть в Царство Небесное через черный ход. А я хочу ввести тебя в него – через традиционно-парадный.
Я понял, что мне все равно придется драить кастрюли, заниматься грязной работой и учиться быстро зарабатывать ' деньги. Тяжелая часть меня сопротивлялась всему тому, что исходило от Джи, но зов высшего “Я” с неодолимой силой звучал в душе.
Глава 4. Перекресток бесконечностей
– Куда мы сейчас направляемся? – спросил я Джи, заметив, что мы подошли к станции метро.
– Поскольку возвращаться домой нежелательно, – сказал Джи, – то отвезу-ка я тебя на “перекресток бесконечностей” – там можно провести несколько дней, пока страсти на Авиамоторной не утихнут.
– Я не понимаю, почему вы церемонитесь с этой несчастной соседкой? – снова возмутился я.
– Ты еще не знаком с коммунальными боями, которые всегда оканчиваются в пользу дотошных скандалисток – это ведь составляет неотъемлемую часть их жизни. Когда мы боремся с чем-то во внешнем мире, мы отождествляемся с этим, вбираем в себя чужие вибрации и в итоге проигрываем, растрачивая свет своей бессмертной души.
В этот момент в его глазах отразилась таинственная пустота вечности, во всей своей многозначности. Мой ум застыл в безмолвии, и я увидел, насколько ничтожны земные проблемы по сравнению с необъятной Вселенной.
– Что означает “перекресток бесконечностей”? – спросил я, когда мы на эскалаторе спускались в метро.
– В этом неприметном для посторонних людей месте существует невидимая дверь в иные измерения, и тот, кто готов, может проникнуть сквозь нее в неведомый мир Зазеркалья.
– Можно ли мне войти в нее?
– Это так же непросто, как верблюду проникнуть в игольное ушко.
– Вы хотите сказать, что, по сравнению с вами, я похож на верблюда? – спросил я обиженно.
– Может быть, для меня ты все-таки человек, но с точки зрения Стражей Порога высших миров ты определенно верблюд.
Я прикусил от досады губу, не найдя что ответить. Мне была неприятна мысль, что кто-то видит меня верблюдом.
Тем временем мы оказались у Курского вокзала. День выдался по-летнему жарким. На платформе толпились грибники с корзинами и дачники с рюкзаками и тележками. По их разморенным жарой лицам было понятно, что их не волнуют мысли о Просветлении. Мы направились к пригородным кассам, обходя стороной толпу, и вдруг наткнулись на маленькую сморщенную старушку, одиноко стоящую у стены с протянутой рукой. В этот миг сердце мое сжалось; я было опустил руку в карман, но моя жадность протащила меня мимо. Джи остановился и, неторопливо порывшись в карманах, подал ей гривенник. “А ты пожадничал”, – робко напомнила мне проснувшаяся совесть, но гордыня властно парировала: “Ты что, дурак, возвращаться назад и позориться? Джи подал за вас обоих!” Покачиваясь от немощи, словно божий одуванчик, старушка шептала Джи благодарственную молитву. А люди проходили мимо, так же как и я, не обращая на нее внимания.
– Перед Богом все мы находимся в положении этой старушки, все мы бедные, все мы нуждаемся в Его милости, – сказал задумчиво Джи, не глядя на меня.
Я почувствовал немой укор в его интонации. Мое самолюбие было задето, мне стало не по себе, и я, вернувшись назад, неохотно положил рубль в сморщенную ладонь. Старушка посмотрела на меня затуманенным взором и, перекрестив, сказала:
– Господь поможет тебе, сынок.
Легкая тихая радость вошла в мое сердце, и весь ночной кошмар рассеялся, словно его и не было.
– Если ты подашь ей, то и Господь сможет однажды подать тебе, – сказал Джи. Его глаза внезапно отразили всю бесконечность мироздания. – Вся наша падшая Вселенная стоит с протянутой рукой перед Господом, прося жалкую милостыню, и, может быть, однажды Он бросит ей золотой.
Вот такая неприметная старушка, которой ты вначале поскупился подать монету, явилась для тебя громоотводом, – заключил он.
Я воспрянул духом и, шагая рядом с ним по платформе, почувствовал себя счастливым. Мы вошли в первый вагон и сели на свободную деревянную скамью. Джи тут же достал дорожные шахматы и сказал:
– Предлагаю сыграть отчаянную партию, которая захватила бы твой дух. Если ты сможешь подключить к игре те враждебные “я”, которые окопались в глубине души и отчаянно сопротивляются обучению, то их удастся трансформировать.
– Вы даете мне легкий путь к трансформации психологического свинца? – обрадовался я.
– Он потребует от тебя предельной концентрации и тщательного самонаблюдения, – улыбнулся он.
Я с большим энтузиазмом открыл красную коробку с дорожными шахматами и, расставив фигуры, сделал первый ход. Я знал, что Джи превосходно сражается в шахматы с любым противником, и поэтому победить его нелегко. В первые минуты я был полностью захвачен партией, и напряжение игры достигло уровня сущности, но внезапно что-то произошло, и я перестал спонтанно замечать неожиданные ходы. Мне стало скучно.