Южнокорейский контейнеровоз «Санпанг» два дня находился на внешнем рейде Андёйи, а вчера, наконец, получил разрешение на причаливание. По мнению местных, таможенники и санитарные службы тянули так долго только из-за того, что судно прибыло в порт не «обычным порядком», с запада или юга, а с севера. На прошедший Севморпутем лихтер специально приходили поглазеть едва ли не все окрестные рыбаки. Шутка ли — решиться на непривычный маршрут, пусть более дешёвый и быстрый, но, тем не менее, таящий немалые риски. К русским ледоколам, газовозам и танкерам таких вопросов не возникало, для них этот путь — рутина, с корейскими всё было интереснее. Одиннадцатый транспорт за месяц и первый зашедший в Андёйю. Неужели они действительно не боятся и считают свой бизнес прибыльным?
Рыбаки пожимали плечами и уходили, их место на пирсах занимали другие зеваки.
То, что экипаж не совсем корейский, выяснилось, когда судно пришвартовалось.
Матросов «с характерным разрезом глаз» было всего четверо. Капитан и старпом говорили по-датски, механик шпрехал на дойче, остальная команда употребляла какую-то непонятную тарабарщину, то ли польскую, то ли чешскую — определить, какую конкретно, среди аборигенов знатоков не нашлось. Никто, впрочем, не удивлялся. Разношёрстные экипажи давно стали мировой нормой.
«Санпанг» зашел в Андёйю транзитом. Конечным пунктом назначения в судовых документах значился Амстердам, а здесь лихтер должен был выгрузить два десятка нестандартных контейнеров для какого-то шведского предпринимателя, задумавшего организовать в местных фьордах то ли развлекательно-спортивную зону, то ли туристический экокомплекс, то ли ещё что-то не очень понятное, но требующее массу специального и довольно тяжелого оборудования.
Разгрузку произвели в тот же вечер, таможенное оформление решили отложить до утра. Трудовой кодекс — это святое. Нельзя заставлять граждан Норвегии работать сверхурочно, если они этого не желают. Контейнеры никто специально не охранял. Они находились на территории порта, закрытые, опечатанные, никому, кроме хозяина-шведа, не нужные. Но, если бы кто-нибудь из портовых работников увидел, что с ними стало происходить в четверть второго ночи, то наверняка разинул бы рот. Сначала от удивления, потом от страха.
Контейнеры внезапно загрохотали, стенки стали откидываться, как аппарели, и на бетон начали выкатываться боевые машины: «Тигры», БТРы, «мотолыги», БРДМки.
На самом лихтере тоже происходили весьма интересные вещи. По корабельным трапам на причал быстро, но без суеты, спускались вооруженные люди. Оказавшись на берегу, одни занимали места в бронемашинах, другие выставляли охранный периметр вокруг стоянки «Санпанга». Находящийся на палубе «груз» стремительно преображался. Наверх выдвигались решетки и тарелки антенн и радаров, в небо нацеливались хищные силуэты ракет, бывшие морские контейнеры ощетинивались пулеметными и пушечными стволами.
Гражданское судно за считанные минуты превратилось в военный корабль. В свое время их называли рейдерами или вспомогательными крейсерами. После второй мировой от их использования отказались, но, видимо, недаром говорят, что всё новое — это хорошо забытое старое, и иногда это старое становится для противника настоящим сюрпризом.
Выдвижение в сторону авиабазы началось в час двадцать пять.
Два с половиной километра колонна техники преодолела за девять минут.
Штурм не потребовался. Персонал базы был захвачен врасплох. Охрану нейтрализовали практически без стрельбы — хватило светошумовых гранат и пробитого БТРами ограждения. Спустя четверть часа командир десанта уже докладывал об успешном завершении операции. В три сорок пять на аэродром один за другим приземлились четыре военно-транспортных Ил-76. В пять двадцать закончилась первичная «инвентаризация» захваченного. Кроме различного оборудования и вооружений трофеями морпехов стали четыре P-3C, два Р-3N и один Р-8А «Посейдон» — по факту, вся имеющаяся у Норвегии противолодочная авиация. Почему её не перебазировали на юг, в Тронхейм и Ставангер — бог весть. Скорее всего, не посчитали необходимым.