Она чувствовала, как часто стучит ее сердце, и объясняла это приливом адреналина и успехом ее предприятия, а вовсе не своей реакцией на пленника. Она велела себе забыть о том, как он привлекателен, собрать всю свою отвагу и сосредоточиться на том, чтобы нажать на спусковой крючок.
– В таком случае, – проговорила Стелла, стараясь сохранить спокойствие, – тебе стоило бы молить о пощаде и не предлагать мне забраться к тебе в кровать. Я бы скорее умерла, чем переспала с тобой.
Он рассмеялся. Его смех окутал Стеллу, как теплый и мягкий бархат.
– Ой, уверен, ты бы так не поступила, – твердо заявил он. – Пять минут – и о пощаде будешь молить ты. Только речь пойдет отнюдь не о жизни… Стелла Монтефиори.
Стеллу словно обухом огрели по голове. Шок изгнал тот жар, что распалил в ней чувственный смех Данте, и заставил ее забыть о его вопиющей наглости.
Он знает, как ее зовут!
«Убей его! Убей его немедленно!»
У Стеллы вспотели ладони. Сколько раз она стреляла по банкам в тире! Этот тир отец оборудовал для нее в холмах позади обветшавшего дома, в который все они переехали после ареста брата. Она спешила в этот тир сразу после смены в местном ресторане, где служила официанткой, – другой работы она найти не смогла, никто не хотел нанимать кого‑то из Монтефиори, – и неустанно тренировалась. Но стрелять по банкам – совсем не то, что стрелять в человека. И лишить его жизни. Своей рукой.
Она сглотнула. Во рту пересохло.
«Не думай о нем как о человеке. Это месть. За Маттео. За тебя».
Да, от нее требуется только одно – нажать на спусковой крючок. И все закончится – отец утолит свою жажду крови, смерть Маттео будет отомщена, она получит прощение.
«Ведь ты сама просила об этом, помнишь?»
Отец хотел нанять постороннего человека, но Стелла сказала ему, что будет лучше, если эту задачу выполнит кто‑то из членов семьи, чтобы сохранить все в тайне. Она предложила на эту роль себя. Однако отец заявил, что она слишком слаба для такой работы, слишком мягкосердечна. Она настаивала, уверяла, что у нее все получится.
И ведь получилось бы. Легко.
Только нажать на спусковой крючок она не может.
– Ты ошибаешься, – сказала Стелла, не понимая, зачем она спорит с ним, когда все ее проблемы можно решить одним движением. – Меня зовут по‑другому.
– Разве? – Его глаза блеснули, почти совершенной формы губы слегка дрогнули в усмешке. – Что ж, значит, я ошибся. – Его глубокий голос подействовал на нее так же, как и его смех.
Этот голос произвел на нее неизгладимое впечатление в тот вечер, когда она впервые увидела Данте Кардинали вживую, а не на фотографии. Она много месяцев изучала его самого, его биографию, его образ жизни и его бизнес. На основе той информации, что ей удалось найти, вырисовывался образ беспутного, но очаровательного плейбоя, который больше времени проводит в клубах, чем работает в кабинетах «Кардинали девелопмент», огромной транснациональной компании, которой Данте владел пополам с братом Энцо.
«Мир не станет скучать по нему, – однажды со злостью произнес ее отец, Санто Монтефиори. – Он такой же эгоист, как Лука. Еще один кусок дерьма из семейства Кардинали».
Вчера Стелла пришла в тот клуб в Монте‑Карло, но ее остановил вышибала, охранявший ВИП‑зону, – у нее не получилось нацепить на лицо выражение ледяной изысканности и уверенно пройти мимо него. Неожиданно из ниоткуда появился Кардинали. Он сказал вышибале, что все в порядке, что Стелла пойдет с ним. Вчера он совсем не выглядел как кусок дерьма. Особенно когда улыбался ей. Потому что он улыбался ей искренне, его улыбка была доброй, обнадеживающей и… необъяснимо успокаивающей. Весь вечер он был очень заботлив и как бы взял ее под свое крыло, усадил в тихом уголке, принес напиток. Потом сел напротив, и они оживленно беседовали обо всем и ни о чем.
Стелла ожидала увидеть циника и хищника, а Кардинали оказался не тем и не другим. Хуже было то, что он был очень красив и наделен магнетическим шармом. Она даже забыла, ради чего пришла в клуб. Он окружил ее вниманием, и она почувствовала себя центром маленькой вселенной. Для нее, для той, кого всю жизнь считали вторым сортом, это ощущение было внове и опьяняло.
Все изменилось в тот момент, когда Данте Кардинали посмотрел на дорогие золотые часы и сказал, что ему пора уходить. Она поняла: если она хочет чего‑то добиться, действовать надо сейчас, и предложила выпить на прощание. Он согласился и не заметил, как она подсыпала ему в стакан снотворное.