– Что-то в вашей схеме сбилось, – Джи пожал плечами, вынимая из окошка доставки две чашки с дымящимся кофе, – полагаю, пикап не должен был появиться в вестибюле одновременно со мной. Полагаю, он вообще не должен был там появиться, так?
– Я... Да, – Безымянная, по-прежнему не поднимая головы, взяла чашку, – да, наверное...
Джи отхлебнул жидковатый кислый кофе, глядя на собеседницу. Её сложно было назвать девчонкой. Лет сорок на вид – в уголках глаз чётко обозначились гусиные лапки, крылья носа отчеркнули две скорбные складки. В тёмных волосах пробивалась седина. И всё же парень с люмо-тату, этот невезунчик в оранжевой накидке, назвал её девчонкой. Пренебрежительно так назвал – так моложавый босс может звать годящуюся ему в мамы секретаршу. Девчонка. Девочка на побегушках. Никто, одноразовый расходный материал.
И было в Безымянной что-то ещё, заставлявшее звать её не иначе как девчонкой, какая-то неизбывная наивность, сквозящая в каждом тихо сказанном слове, каждом угловатом движении. Она была из тех людей, кто словно застывает в возрасте между первым поцелуем и первой ночью в чужой постели. Такие люди взрослеют и обзаводятся собственными детьми, но продолжают делать глупости, как будто в их венах бурлящая от гормонов кровь до сих пор не сменилась – несмотря на прошедшие десятилетия.
Джи покачал в руке чашку, взбалтывая оставшийся кофе. От его кислой резкости щипало язык. Зубы противно ныли – с самого утра во рту не было ничего, кроме низкосортного растворимого пойла.
И бетонной пыли.
– А теперь всё пойдёт прахом, – вдруг подала голос Безымянная, – этот пикап... И люди – они же бежали из здания, бежали ещё до обрушения, я видела!
Её голос срывался и дрожал. Она схватила чашку и сделала большой глоток кофе, тут же закашлявшись. Из глаз потекли слёзы.
Джи молча протянул ей салфетку. Второй раз за день он видел эту женщину, и второй раз она плакала. Прослеживалась в этом какая-то неприятная закономерность.
– Дело сделано, – Джи постарался скрыть подступившее раздражение, – твоя часть задачи выполнена как надо и вовремя. Что кто-то налажал и решил припарковать свой пикап в вестибюле – так это не твоя вина. И что сработала пожарная сигнализация – может, в ответ на кавардак с пикапом, а может и нет. Как знать, кто и зачем привёл её в действие, верно?
Губы женщины перестали дрожать. Джи облегчённо вздохнул – про себя – и добавил:
– Твоей вины тут нет.
Безымянная бросила на пол скомканную мокрую салфетку и пробормотала что-то похожее на «слава богу». Её пальцы механически крутили несуществующую сигарету.
– Иже еси, но не беси, – Джи потянул из нагрудного кармана портсигар, – мне спасибо скажи, а не ему. В конце концов, это благодаря мне ты сейчас тут сидишь. Или, думала, он бы тебя из-под завалов невредимой вывел?
Глаза Безымянной распахнулись так широко, что даже «гусиные лапки» у век разгладились. И по выражению этих поблёкших, с красными прожилками глаз Джи вдруг понял: не думала. Не думала и не надеялась выйти живой. Всё сознавала – что мелкие сошки должны молчать, что ей продают билет в один конец. Знала – и всё равно купила...
– Умирать страшно, да? – Джи прикурил, подал Безымянной тлеющую сигарету, – ты зачем в это ввязалась? Деньги?
Та молча кивнула. Кажется, она вообще не любила лишний раз подавать голос.
– Не дрожи, не стану я с тебя ничего требовать, – Джи наблюдал, как меняется выражение её лица, расслабляются сжатые в нитку губы, сходит на нет кривая морщина на лбу, – но ты, видимо, связалась с серьёзными парнями. Будь осторожней.
– Они называют себя Создателями Бога, – Безымянная порывисто выдохнула, колечко сизого дыма уплыло к потолку, – понятия не имею, что это значит.
– Стоп-стоп, – Джи поднял руки, – не хочу больше ничего знать. Нам обоим будет лучше забыть про этих ребят раз и навсегда. И будет хорошо, если и они забудут про тебя. Ты меня понимаешь?
Она кивнула:
– В Олд-Йорке я не задержусь.
– Вот и умница.
Воцарилось душное молчание. Серый дым плавал в несвежем воздухе инди-кабинки, закручивался кольцами у обитого дешёвым пластиком потолка. Его запах смешивался со сложным букетом ароматов – оттенки чужого пота, кислятины, пролитого эля и цветочной отдушки сплетались в тот неповторимый тон, из-за которого заведения вроде «ИндиГо» называли вонючками. Собственная рубашка вместо сандалово-яблочного «ShiBoss» радовала ароматом сырого бетона. На кожаной куртке белели свеженькие потёртости, придавая ей сходство с монохромной леопардовой шкурой, джинсы «украшала» серая пыль – отличное дополнение к каёмке под ногтями.