– Так вот оно что, – протянул Джи.
Будто поняв, слон повернул крупную голову и грустно посмотрел на человека. Да, говорили его умные глаза, когда я был малышом, меня привязали к такому вот колышку, чтобы я не сбежал. И, видишь, я до сих пор на цепи...
– Но ты давно вырос, приятель, – шепнул ему Джи, – ты вырос, понимаешь? А колышек – нет.
Тёплый хобот опустился на плечо. Слон склонил голову, шумно дыша травой и сеном.
– Ты вырос, – повторил Джи, поглаживая морщинистый бок животного. Рука зачерпнула горсть рассыпанной на полу вялой зелени и вложила в изгиб хобота.
– Теперь ты выбираешь сам.
Джи пнул ногой колышек – тот качнулся и замер, накренившись. В последний раз дружески хлопнул слона по спине и шагнул к выходу, обернувшись на пороге.
Зажав в хоботе пучок травы, слон, не отрываясь, смотрел на человека.
***
Андриан исчез без следа. Покидая Нью-Йорк следующим днём, Джи втайне надеялся, что в Ипсвиче его будет ожидать письмо от Старшего. Но этого не случилось. Ни через месяц, ни через три, ни через пять. Уезжая, Джи оформил в одном из нью-йоркских бюро заявку на пересылку газет, и в течение полугода ему прилежно отправлялись все воскресные номера «Таймс» и «Трибьюн». Но в статьях и передовицах не находилось ничего, что могло бы быть связано с Андрианом. Ничего интересного – кроме заметки о сбежавшем из цирка слоне.
Наступило и минуло Рождество, отметив год с того дня, как Джи обзавёлся собственным Младшим. Мастер был привязан к нему, но держал почтительную дистанцию – причём не столько оказывал почтение, сколько требовал такового к себе. Его раздражала внешняя молодость и опрометчивость Джи, привычка бросаться сломя голову в пекло, сначала делать, а думать уже в процессе. Мастер не скрывал своих эмоций, в отличие от Андриана, и не раз высказывал Джи всё, что о нём думает. А Джи ловил себя на мысли, что скучает по молчаливому Андриану. По его тихой бескорыстной заботе, по письмам без ответа, по нежной суровости старшего брата... Он отправил на нью-йоркский адрес несколько посланий, но они канули в никуда. Рождество 1902 года было пустым – первое за много лет Рождество, когда почтальон не принёс оклеенный марками ящик.
Всего дважды Джи слышал зов Старшего, и с тех пор миновали века. Но всё чаще он замечал, что подолгу стоит, замерев и прислушиваясь к шуршанию крови по венам. В тихом шелесте, что услышать могут лишь «дети ночи», Джи ловил голос своего собрата.
Но тщетно.
Андриан так и не объявился в Ипсвиче и не прислал в ответ ни строчки. Напрасно Джи ожидал, что Старший постучит в дверь, держа в одной руке саквояж, а в другой – коллекцию пыточных орудий для убийцы Харнхейма. Напрасно запретил китаянке и думать о возвращении в Лондон. Он не поддерживал с ней связи – на всякий случай, и не мог знать ни где она, ни что с ней. Джи не исключал, что Андриан мог снова прибегнуть к ужасным изобретениям Теслы и попытаться точно установить местонахождение Кван. Не исключал, что его Старший и китаянка всё же встретились, а там, где пересеклись их дороги, одна из них должна была оборваться.
Через три года его нашло письмо от Кван. Она сообщала, что жива-здорова, сменила две страны и восемь городов, но за всё это время никто не пытался угрожать или навредить ей.
Спустя несколько лет Андриан превратился в бесплотный призрак прошлого.
Вторая мировая война заставила Джи и Мастера покинуть Британию. Спасаясь из охваченной огнём Европы, они не раздумывали о том, куда будет лежать их путь. Во всём мире был только один человек, способный воспринять идеи Мастера.
Они встретились в его номере в отеле «Нью-Йоркер». Мужчина, радушно принявший их, уже не был прежним. Никогда ещё Джи так остро не ощущал разницы между собой и людьми, не клял себя последними словами за глупость и забывчивость. Сорок лет для «дитя ночи» – лишь миг. Но не для человека...
Он всё ещё был здоров и вполне бодр, несмотря на то, что перешагнул восьмидесятилетний рубеж. С искренним интересом просматривал заметки Мастера, подробно расспрашивая о мелочах. Но всё-таки что-то в нём надломилось, и вряд ли тому виной была только лишь старость. Его мечта лежала в руинах – горой размётанных взрывом камней, его имя давно сошло с газетных страниц. Прежние друзья остались в прошлом – забытые или забывшие его. Покойную тишину дешёвого номера нарушали лишь голуби.