Николас пожал плечами. Он был почти таким же красивым, как и Пьетр, даже в этой странной рубахе и белой обуви. Ткань натягивалась на его плечах, когда он натягивал тетиву, а золотистые волосы потемнели от пота.
— Меня это не интересовало, — он отпустил в полёт ещё одну стрелу, и та едва попала в цель. — Куда хуже. Ты, должно быть, меня отвлекла.
— Мои извинения…
— Не стоит извиняться, это отвлечение лучше всякой цели.
Катарина потянулась за стрелой. Лук её был новым, потуже старого, но руки её никогда не бывали так сильны.
Она стреляла раз за разом, отправляла стрелы в мишень одну за другой. Звук от попадания доставлял ей удовольствие, и она задавалась вопросом, так ли это будет, когда она попадёт Мирабелле в спину.
— Мне не надо проверять цель для того, чтобы знать, что у тебя всё куда лучше, чем у меня, — промолвил Николас, когда они отложили свои луки и направились к маленькому каменному столу под тенью высокой ольхи.
— Я занималась стрельбой из лука с раннего детства. Но, стоит признать, такой искусной прежде никогда не была. Несколько месяцев назад все мои стрелы просто терялись по пути.
На столах красовались два серебряных кувшина и два кубка. В одном был напиток Катарины — майское соломенное вино, подслащённое мёдом и свежими ягодами, ядовитыми и нет. Во втором было вино Николаса, тёмно-красное и охлаждённое водой, чтобы не перепутать.
— Они сказали мне, что скоро придётся отправляться в Волчью Весну, — промолвил Николас, — а я так привык к Грэйвисдрейку.
— Мы отправимся не так уж скоро. И этот ритуал считается очень красивым — лампы плавают в воде и прекрасно сверкают. Всегда хотела это увидеть. Но мне казалось, что придётся ждать того момента, когда я наконец-то одержу победу.
Николас отпил вина. Он посмотрел на её накидку, и глаза его прищурились от озорства.
— Скоро вернусь в дом, в столицу, к тебе, но мне хочется повстречаться с твоими сёстрами. Надеюсь, — он протянул руку, — ты не оставишь меня.
— Оставлю? — переспросила она.
— После того, как убьёшь их. Несомненно, ты сделаешь это, — он махнул рукой на мишень, разбитую стрелами. — И слуги рассказывали мне о твоем мастерстве с ножом. Мне бы очень хотелось это увидеть.
Живот Катарины сжался от удовольствия, по спине скользнуло холодом.
— О, ты не можешь… — прошептала она. — Ты чувствовал бы себя хорошо, если б увидел, как твоя будущая королева ударит свою прекрасную сестру ножом в грудь?
Николас улыбнулся.
— Я родом из солдатской семьи, королева Катарина, и видел и худшее, — он снова отпил вина, и то окрасило его губы алым. — И не люблю возвращаться к прошлому.
Пульс Катарины ускорился, сердце забилось так быстро, словно в груди оно было не одно. Его взгляд заставлял её краснеть. Она прежде чувствовала такой взгляд от Пьетра — словно он притянет её к себе вот-вот и уложит в постель.
— Натали предпочитает, чтобы я убивала безопасно. Так делают Арроны, тихо и утончённо. Ничто не радует их больше приятного ужина, заканчивающегося чужой смертью.
Николас позволил своему взгляду скользнуть по её телу.
— В этом есть своя прелесть. Но я вижу, как твои руки сжимают их горло. Воспоминание для нашей брачной ночи.
Жизель громко прочистила горло.
— О, простите, моя королева.
— Жизель… — улыбнулась Катари. — Мы немного увлеклись… Я не услышала теюя.
Жизель перевела взгляд с Катарины на Николаса и покачала головой.
— Натали послала за вами, — промолвила горничная. — Сказала, что к тебе гость.
— Я занята другим.
— Она говорит, что ты должна прийти.
Катарина вздохнула.
— Прошу, иди, — промолвил Николас. — Не заставляй её ждать.
Катарина ступила последний раз на ступеньку и шагнула в коридор.
— Натали, — начала она. — Ты послала за… — остальные слова не сорвались с её губ — потому что посреди комнаты — с прямой спиной и сверкающими, словно у испуганного кролика глазами, стоял Пьетр.
— Я знала, что ты тут же пожелаешь его увидеть, — улыбнулась Натали. — Не пугай его, Катари, я и так отчитала его за то, что он так надолго тебя оставил.
Но, конечно, он пожелает этого. Из страха, что она отправит его в Волрой так далеко, что он никогда больше не увидит солнце. Из ужаса, что она прикажет Бертрану Роману разбить ему голову. Или сделает это сама.
— Все всяких сомнений, вы хотите побыть наедине, — промолвила Натали.
— Вне всяких сомнений, — согласилась Катари.
Клетки с мёртвыми птицами и грызунами с прибытием Николаса убрали из комнаты Катарины, но хотя её окна открывали каждый день, чтобы победить запах, он всё ещё задержался, и она наделась, что Пьетр почувствует его, когда войдёт в комнату. Запах смерти. Боли. Не её.
Он вошёл в комнату перед нею, потому не видел, как она взяла со стола нож. Её спальня… Словно он имеет право быть здесь!
Он ударил по стекляной стенке клетки змеи, и змея подняла голову.
— Я вижу, с нею всё в порядке, — промолвил он, и Катарина прыгнула на него.
Она потащила его на кровать, упёрлась коленями о матрас, чтобы схватить его со спины. Одна рука поймала его за волосы, вторая прижала нож к горлу.
— Катари, — задыхаясь, прошептал он.
— Это будет отвратительно, — она сильнее прижала нож к его коже. Это не займёт много времени. Он остёр, артерия близко. — Жизель принесёт мне новое покрывало. Но Натали права, отравителя не отравить.
— Катари, прошу.
— Что прошу? — прорычала она, сжимая его голову. Его пульс бился у неё под руками, но даже когда она хотела перерезать ему горло, она помнила, как это было — прижиматься к нему. Пьетр, которого она любила, который говорил, что любит его. Его прекрасный запах заставлял её плакать.
— Как ты мог, Пьетр!
— Прости, — прошептал он, когда нож оставил шрам на горле.
— Я тебя огорчу, — прошипела она.
— Я должен был! — закричал он, пытаясь её остановить. — Катари, прошу! Я думал, что должен!
Её хватка не ослабевала.
— Зачем?
— Заговор. Натали рассказала мне за несколько дней до Белтейна, что Жрицы решили сделать с Мирабеллы королеву-белоручку. После того, как ты плохо показала бы себя, они хотели разрезать вас на куски и скормить огню!
— Но я показала тебя хорошо! — Катарина надавила на лезвие.
— Но я не знал! Когда ты пришла ко мне, к пропасти, я думал, ты от них бежала. Я не мог видеть, как они прикасаются к тебе, — его рука потянулась к её руке, и она напряглась, но он не пытался убрать нож. Он просто коснулся её. — Я думал, они придут тебя. И не мог позволить. Лучше уж я.
— И ты толкнул меня в эту дыру! — сквозь зубы проговорила Катарина. Её тело дрожало от ярости. Шок и смятение, испуг…
Он совершил преступление. Предательство. Она должна перерезать ему горло и смотреть, как из его жил вытекает кровь.
А она вместо этого отступила и швырнула нож в стену.
Пьетр пошатнулся вперёд, зажимая рукой рану на горле.
— Ты меня порезала, — недоумённо и мягко промолвила она.
— Я должна была сделать ещё хуже, — он обернулся, чтобы посмотреть на неё, и она наслаждалась страхом в его глазах. — И ещё могу. Я пока не решила.
Умный, расчётливый Пьетр. Та же голубая рубашка, та же тёмная куртка и нравившиеся ей длинные волосы. Она смотрела на него на своей кровати и ненавидела, злилась на него, но он всё ещё был её Пьетром.
— Я не могу винить тебя, Катари, но мне жаль, — он смотрел на её округлые плечи. — Ты выглядишь иначе.
— А чего ты ожидал? Никто не возвращается оттуда таким же.
— Я давно хотел вернуться к тебе.
— Конечно. К власти Арронов.
— К тебе, — его пальцы дрожали от желания, и он поднял руку, чтобы коснутся её щеки.
Катари ударила его.
— Ты не знаешь, к чему ты вернулся, — промолвила она. Она сжала его голову, поцеловала так сильно, чтобы это стало наказанием. Укусила его за губу. Слизнула кровь с пореза на горле.