Как же быстро и непредсказуемо сюжет тут меняется! Изначально, моя условно мертвая героиня на играх не отсвечивала. Потому как после ее смерти никто особо и не убивался. Ну, разве что кроме сестры, быстро прикатившей за бренным телом наследницы и, собственно, самого Второго лика Империи — Тахиба. Ни Киран, ни его братец никак в тексте смерть принцессы не откомментировали, иначе как недоумением, удивлением и приличиствующими положению трупа сожалениями, вовремя отправленными в Империю Сильфер. И тут либо они так хорошо играли роль совершенно ни к чему не причастных лиц, либо реально иначе как зрительно с героиней и не пересекались. А что теперь?
Об этом я и думала, пока меня тщательнейшим образом причесывали, укладывая темные локоны изящной волной, мягко выходящей из-под уложенной короной хитро плетеной косы. Те же мысли занимали меня и пока я послушно облачалась в легкое, тонкое, сине-фиолетовое платье в греческом стиле, перехваченное под грудью тонким золотым ремешком. Об этом размышляла и когда мои отдипелированные и отпедикюренные ноги обвивали золотистыми ремешками высоких сандалий.
И думала бы свои тяжелые мысли дальше, если бы, совершенно неожиданно не осознала, что передо мной уже гостеприимно распахнули резные двери и мягко, но настойчиво втолкнули внутрь огромной светлой залы, тонущий в ярком свете многократно отраженных от зеркальных мозаик светильников, пускающих радужные блики по белому мрамору пола, гладким поверхностям высоких колонн и золотым вензелям сложной лепнины.
Я поражено замерла, обводя восторженным взглядом сияющую роскошь интерьера и, потому, не сразу заметила, как прямо напротив меня медленно начал подниматься из-за стола мужчина, облачный в золотисто-белоснежный камзол, украшенный сверкающими эполетами и драгоценными искрами пуговиц. На высоком лбу резко обозначились хмурые складки. Тяжелые брови опустились вниз, резко сходясь над переносицей.
Жесткая линия губ сжалась в ровную полосу. И не тратя времени на экивоки, Киран Четвертый грубо произнес:
— Что она здесь делает?
Вот сейчас, оглядываясь назад, я бы не могла с точной уверенностью уже сказать, что именно эта королевская наглость, граничащая с откровенным хамством и стала той самой реперной точкой моего кипения. Думается, все начало накапливаться во мне гораздо раньше и здесь, в кричащем роскошью бело-золотом зале, всего лишь ожидаемо вылилось наружу, как попытка моей нервной системы сбросить излишне долгое напряжение.
Но именно в тот момент, глядя в пылающие праведным возмущением ртутные глаза Кирана Четвертого, любуясь на брезгливо-пренебрежительную линию губ и отмечая подергивание крыльев породистого носа, я вполне определенно отметила, как упала на мои кипящие переизбытком событий и эмоций мозги та самая последняя капля неадекватности, и внутренний редактор, тяжко вздохнув, затушил о ближайшую мозговую извилину тлеющий огонек вонючей сигареты. «Собственно, вот и все» — обреченно прокомментировал он и одел каску прямо поверх костюма для работы в условиях термоядерного взрыва.
Глаза мои угрожающе сузились, голова машинально наклонилась вперед, будто я приготовилась бодаться, и из носа вырвался резкий выдох, имитирующий сброс пара из трубы теплостанции.
— Никай? — не внимая внешним предупреждениям, выяснял тем временем Бесноватый отношения с братом — Я задал вопрос!
Ответом была лишь тишина. Причем молчали все. И сидящие по обе стороны от короля и регента красавицы, равномерно распределенные по длинному столу. И, собственно, сам исполняющий обязанности короля, замерший неподвижным изваянием по его правую руку. Лицо его не выражало ровным счетом ничего. Этакий покерфэйс в идеальном воплощении. Ни единого движения брови на абсолютно бесстрастном лице, ни мимолетного изгиба губ. Только совершенно ровный, нечитаемый взгляд, обращенный целиком на меня.
Я еще чуть прищурилась, более пытливо всматриваясь в укрытое ледяным спокойствием лицо.
Если бы не судорожное дергание ярко выраженного кадыка на идеально выбритой шее, да побелевшие костяшки пальцев, с силой смявших полотняную салфетку, я бы даже сказала, что Никай Второй вообще откровенно плевать хотел на мое появление в зале и чрезмерно острую реакцию брата на сей вопиющий факт.
Но глотка дернулась, с трудом проталкивая внутрь колом вставший глоток воздуха. Пальцы непроизвольно сжались, стремясь сдержать рвущиеся наружу эмоции. И я криво усмехнулась, давая понять, что, в отличии от занятого лишь своей злостью Кирана, с успехом прочитала все то, что так тщетно пытался удержать внутри непоколебимый регент.