Несколько секунд Никай продолжал молча стоять в проеме, спиной к монарху, а потом глухо ухмыльнулся и кинул через плечо один единственный тяжелый взгляд:
— У меня нет огня, брат. Ты же знаешь — насмешливо обронил он и плотно затворил за собой двери.
— Никай! — донесся до него нечеловеческий рык, от которого дрогнули цветные стекла в витражах узких окон коридора, а караул вздрогнул, звонко тренькнув оружием.
За дверьми раздался грохот опрокидываемой мебели и яростные вопли бушующего зверя.
Но регент даже не сбился с шага, продолжая неспешно и ровно двигаться в сторону собственных покоев. Мужчина лишь чуть прикрыл глаза, его твердые губы едва заметно скривила горькая улыбка и он беззвучно ухмыльнулся, когда на ходу, движением опытного фокусника достал из рукава плаща слегка помятую алую розу...
...
... Киран устало опустился на чудом уцелевшее кресло и с каким-то садистским удовольствием осмотрел импровизированное поле боя, сильнее вдавливая кулак с разбитыми костяшками в истерзанные ручки мебели.
Этот гад забрал розу.
Киран горько ухмыльнулся. Бес бы с ней, с этой чертовой розой.
Но Никай посмел. Сделал это, не смотря на то, что твердо знал, что делать этого нельзя. Что это? Открытое неповиновение? Хитрый ход? Или просто глупая шутка? А может очередная попытка разозлить? Вывести на эмоции?
Король глухо застонал и прикрыл глаза, опираясь лбом о пальцы выставленной на локоть руки.
Эмоции… Будто их было мало. Злость, ярость отчаяние, граничащие с помешательством. Первые месяцы он метался между желанием разорвать на части голыми руками всех причастных к его теперяшнему положению и глубочайшей депрессией, в которую погружался еженощно, с трудом удерживая себя от края. Все было тщетно. И каждый новый прожитый им день все больше убеждал его в правильности этого вывода. Дни сливались в месяцы, месяцы в годы… Фактически заточенный в Нетленном, он однажды сумел признать очевидное: его сердце умолкло навеки.
А, следом, пришлось признать и другое: ему никогда не вернуть трон. Но Никай Второй Дернийский оказался куда лучшим правителем, нежели он сам.
Конечно, Дерния боготворила его, пока шла война. Но едва боевые марши остались позади, стране стал нужен кто-то другой. Стране был нужен Никай...
За недолгие десять лет, Дерния не просто расцвела, сбросив бремя военных походов и бесконечных оружейных налогов, столь необходимых перманентно воюющему королевству. Она раскрылась, подобно все той же чертовой розе. Явила миру щедрость торгового потенциала, внезапно став богатейшим купеческим центром Восточного континента. Завоевала титул государства, с самым высоким уровнем образования. Открыла тайны древнейшего лекарского искусства и магических школ. В королевство потек не ручей, мощный поток желающих постичь исконные науки Дернии, заключить с ней деловые контракты, вложить средства в разработку ее ресурсов… И всем этим искусно и тонко управлял его младший брат.
Пустой лишенец, как пренебрежительно называл его отец, в день его десятилетия получивший отчет придворных магов о полном отсутствии огня в крови младшего принца.
— Лишенный зверя никогда не станет править Дернией — холодно бросил Сатур Яростный — Трон королевства всегда принадлежал драконодержцам. Своим словом заявляю, что никогда этот трон не станет твоим, Никай.
— На все твоя воля, отец, — безразлично отозвался мальчик и изящно склонился в поклоне перед стремительно удаляющимся королем.
Полы алого плаща громко хлопнули на ветру и смазано скользнули по спешно припудренным перед аудиенцией щекам. Помнится, именно эти, скрытые фрейлинами слезы стали последними в жизни младшего брата. По крайней мере, Киран больше ни разу не слышал, чтобы Никай плакал. Хотя, после этого он в принципе не мог похвастаться тем, что часто видел на его лице хоть какие-то яркие эмоции.
С этого момента воспитанием Кирана отец занялся лично. В то время, как Никай оказался отдан в руки приглашенным заграничным профессорам.
Может быть поэтому, с грустью думал он, все что он умел делать — это воевать. А все, ради чего он жил — править Дернией, неустанно расширяя ее границы...
... Киран получил престол вместе с затянувшейся войной. Собственно, о том, что успел стать королем, он узнал в кратком перерыве между двумя сильными атаками, которые предприняли ополченцы Стасии. Кровопролитный бой, унесший сотни его лучших воинов, едва получил мимолетную передышку, в ходе которой обе стороны спешно уносили с поля боя своих раненных и убитых товарищей, когда ему в ноги бросился валящийся с ног гонец, принесшей грустные вести.