— Ага, ага, давайте, — бормотал Толик, снимая плащ.
На безымянном пальце его правой руки я заметил новенькое обручальное кольцо, хотя этот молодожен был похож больше на ребенка, которому позволили поиграть со взрослыми. «А что дальше будет?» — безмолвно вопрошало все его существо.
Я задернул молнию на сумке, подхватил на лету брошенный Валерией плащ. Мне он оказался еще более велик, чем Толику, но затянутый на узел пояс образовал на нем складки, вполне соответствующие последним моделям Вячеслава Зайцева. Неутихающий дождь оправдывал поднятый до ушей воротник.
— Шляпу! — металлическим голосом хирурга произнесла Валерия. — Где машина?
— У входа, — сообщил он и вложил в ее протянутую руку связку ключей.
Интересно было бы посмотреть на себя в зеркало, но я оставил это до лучших времен. Топот пробегающих по коридору ног действовал на нервы похлеще часового механизма на взрывателе. Время работало уже не только против меня, но и против моих добровольных сообщников.
— Очки! — потребовала Валерия.
Линзы оказались с небольшими, но все же диоптриями. Очертания предметов и лиц расплывались, вызывая головокружение.
— Та я ж без них ничого нэ бачу, Валерия Брониславна…
— А тебе тут и нечего бачить, — подойдя к серванту, она извлекла полбутылки коньяку и стакан. — Сиди и пей!
— Та я ж нэ пью, Валерия…
— Не пьет только Лигачев, — уверенно заявила она и повернулась ко мне: — На выход с вещами! Не вижу улыбки?.. Вот так.
Перебросив через плечо ремень тяжеленной сумки, я двинулся за ней. У двери она остановилась, прислушалась.
— А репетиция як же, Вал…
— Т-с-с!.. — приложила палец к губам.
Опасность предстоящего перехода вернула меня в рабочее состояние.
— У вас есть ключ? — спросил я у Валерии.
— Какой ключ?
— Любой. От английского замка?
Она дала мне ключ — очевидно, от своей квартиры. Я вынул из брелока ключ от номера и заменил его на другой.
— Это нужно отдать администратору, — протянул ей фальшивку с набалдашником.
Если бы они вздумали обходить номера, то неподошедший ключ здорово сэкономил бы ей время до возвращения. Не хватало, чтобы они обнаружили в номере полураздетого импресарио и подвергли его допросу!
— Никому не отвечай, — кивнула она на телефон.
— Само собой, та шо я — дурный, чи шо? — возмутился Толик.
Щелкнул замок. Она выскользнула за дверь. Я готов был перекреститься на икону и даже поискал ее глазами. Не найдя, наткнулся на недочитанную афишу:
«Концерт № 2 для фортепиано с оркестром
до минор, соч. 18 ВАЛЕРИЯ ТУР-ТУБЕЛЬСКАЯ
(Литва) Симфонический оркестр Киевской…»
— Пошли!
Осознав, что меня сопровождает пианистка, я вообразил себя штандартенфюрером и выскользнул за ней в коридор.
Действовать предстояло нахрапом. Риск увеличивала полная неизвестность того, что творится внизу, в холле. Если они стали в дверях под видом проверки паспортного режима — пиши пропало. То же самое произойдет, окажись швейцар или администратор чуть внимательнее, чем я о них думаю: очки и шляпа — не очень надежные детали маскарада. В них я наверняка походил на американского шпиона из фильмов пятидесятых годов.
В лифте мы не проронили ни слова. Только когда он остановился, за секунду до выхода, Валерия быстро сказала:
— Белая «волга» 17–24!
А дальше все было как во сне. Она заговорила подчеркнуто деловито и громко на незнакомом мне языке, как я догадался по афише — на литовском. В холле было многолюдно. У стойки администратора человек в белом халате разговаривал по телефону. Спиной к лифту стоял тот самый, третий — с газеткой, и кто знает, что было бы, повернись он ко мне лицом. Швейцар вежливо поздоровался с Тур-Тубельской, она улыбнулась ему в ответ, сунула мне в руку ключи от машины и, уже от стойки, по-литовски же отдала кое-какие распоряжения. Я «понятливо» кивнул. Обыгрывая дождь, поднял повыше воротник плаща, надвинул на лоб шляпу. Мелькали белые квадратики на пиджаках столпившихся иностранцев, зонты, красные околыши входящих милиционеров, которым моя личность еще ни о чем не говорила… Сдав ключ, Валерия догнала меня у выхода и подхватила под руку. Ее литовская речь смешивалась с языками представителей всех европейских стран, и в этом вавилоне никто не заподозрил бы в нас заговорщиков.
Но все-таки я перехватил пристальный взгляд какого-то человека. В переводном английском руководстве для Интеллидженс сервис я однажды вычитал: «Для того, чтобы остаться в толпе незамеченным, избегайте смотреть прохожим в глаза». Я и не смотрел, но разрази меня гром, если это был не Слуга!..
Капли попадали мне на шляпу, не достигая лица, но пропитанный влагой воздух подействовал отрезвляюще. Валерия быстро села за руль, распахнула пассажирскую дверцу. Забросив назад сумку с «дипломатом», я уселся рядом. Проклятый мотор завелся не сразу, и то, что я пережил за несколько секунд бесполезного чирканья стартером, было эквивалентно всем предшествовавшим переживаниям за последние сутки. Сзади «волгу» подпирала «скорая». В двух метрах от бампера желтела «канарейка» ПМГ, за рулем которой сидел сержант. Не желая пугать меня отечественной бранью, Валерия выругалась по-литовски, повернула ключ и, рискуя посадить аккумулятор, держала его до тех пор, пока машина не завелась. Мы вырулили на свободную полосу едва ли не под прямым углом, обогнули ПМГ и стали стремительно набирать скорость. Хотя слово «мы» здесь не совсем уместно: я сидел, как муха на рогах у вола.
Сняв очки, я сильно зажмурился и резко поднял веки. Это поставило окружающий мир с ног на голову или, вернее, наоборот… В переулке промелькнул «ЗИЛ» с зарешеченным кунгом, возле которого суетились омоновцы в серых комбинезонах. «Оцепили квартал!» — догадался я. Уловка сработала: они действительно решили, что убежать по крыше пристройки можно лишь в сторону пожарной лестницы жилого дома. Вот почему нам удалось выйти из гостиницы без приключении!
Валерия вывела «волгу» на оживленную, несмотря на непогоду, улицу с булыжным покрытием. Одежда на мне насквозь промокла от пота; напряжение спадало, отчего руки и ноги становились ватными; вдруг очень захотелось спать.
— Если вы умрете раньше меня — я не переживу, — выразил я ей свою признательность и, впервые после того как мы вышли из номера, поднял на нее глаза.
Машину она вела сосредоточенно, но легко.
— Спасибо, — усмехнулась в ответ. — На том свете мне вас будет очень не хватать.
— А на этом?..
Она промолчала. Приближающийся светофор мигал зеленым глазом.
— Куда вас отвезти? — спросила Валерия, когда мы остановились на перекрестке.
— Не знаю.
— Живете где? — взгляд на часы явно адресовался мне.
Я и без того догадывался, что оркестранты филармонии уже заняли места за пюпитрами и настраивают скрипки. Но что было ответить, если я действительно не знал, куда деваться?
— В Москве, — сказал честно.
Стучал по крыше дождь. Мерно работали стеклоочистители. Мы смотрели друг на друга, пока сзади не посигналили. Валерия включила передачу и рванула через перекресток, догоняя оторвавшийся поток автомобилей.
— О-ля-ля! — покачала головой, продолжая вести машину в неизвестность.
Куда меня отвезти?.. Я оставил в гостинице паспорт и отпечатки пальцев в номере со свежим трупом. Один в чужом городе, в чужой машине, в чужой одежде, с чужим «дипломатом»… Отвезите меня на кладбище!
— Остановите, пожалуйста.
— Здесь? — Валерия аккуратно подрулила к бровке у какой-то конторы.
— У вас отвертка есть?
— Откуда я знаю, что там есть.
В передаточном ящике я нашел то, что искал, — мощную слесарную отвертку с подточенным жалом. Перегнувшись через спинку сиденья, вытащил из сумки «дипломат» и вставил отвертку между корпусом и крышкой.
— Хорошо подумали? — дрогнувшим голосом спросила Валерия.
— Должен же я узнать, куда ехать дальше!