Пока что доказать мою принадлежность к этой роже вряд ли получится. К тому же, все доказательства сгорели в ярком пламени. Смотрим далее.
А дальше этот с виду неуклюжий господин берет в руки винтовку и, практически не целясь, начинает посылать из нее пули одну за другой.
Ракурс камеры меняется. Теперь на экране вход в «Голубую Устрицу» и разбитая в хлам голова мага. Затем на мгновение промелькнула удивленная физиономия притаившегося на соседней крыше снайпера и его впечатляющий подскок после того, как моя пуля угодила точно ему в грудь. Далее смерть Романова, и под конец гибель облаченного в поповские ризы мужика.
Закончив кровавую миссию, толстяк бежит к противоположному краю крыши, прищелкивает карабин троса лебедки к ременной сбруе и лихо прыгает с крыши.
Далее зоркое око дрона незримо сопровождало меня вплоть до самого входа в подъезд съемного жилья. Получается, все мои манипуляции с маскировкой, переодеваниями и прочими ухищрениями оказались напрасными. М-да, «доброжелатель» (а это вне всякого сомнения его работа) оказался не таким уж доброжелательным. Сначала пытался уничтожить руками наемного убийцы. Затем снял интересное кино и подбросил полиции. Так вот почему меня удивительно быстро нашли. Слов нет, одни междометия: ах, ох, ух, ни хрена ж себе, ай да сукины сыны.
После того, как голографическая проекция на стену погасла, следователь ухмыльнулся и впервые заговорил:
— Итак, Владимир Николаевич Ледогоров, я не ошибаюсь?
— Не ошибаетесь, — слегка охрипшим голосом после просмотра видео пробормотал я.
— Я — следователь прокуратуры по особо важным делам Анисимов Вениамин Юрьевич, уполномочен вести ваше дело — Вежливый следак оказался, даже привстал, точнее обозначил отрыв задница от кресла. — Может водички? — не дожидаясь моего согласия, наполнил из стоящей на столе бутылки без этикетки пластиковый стакан и подвинул мне.
Я жадно опустошил емкость и благодарно кивнул прокурорскому.
— Спасибо, Вениамин Юрьевич!
— Еще водички?
— Благодарствую, не нужно.
— Итак, Владимир Николаевич, не стану тянуть кота за хвост. Имеющихся в нашем распоряжении доказательств вполне достаточно, чтобы суд вынес вам максимально возможный в подобных случаях приговор — четверть века виртуальной каторги. Чтобы избежать ненужных формальностей, предлагаю подписать явку с повинной. Не думаю, что вам скостят срок, но все эти досудебные мероприятия будут в значительной степени сокращены. А там, как говорится, раньше сядешь — раньше выйдешь. Ни вам ни нам не выгодно затягивать следствие — все равно срок предварительного заключения судом не засчитывается и отбывать вам на каторге двадцать пять годков от звонка до звонка.
Следователь мне импонировал своей прямотой. Можно сказать, я его зауважал. Не было в нем той обманчивой слащавости или откровенного хамства. Обрисовал ситуацию так, как она есть, ни на йоту не приукрасив, не сгустив краски.
Немного поразмыслив, я пришел к решению все-таки согласиться с предложением следователя. Поскольку милостей от закона в моем случае ожидать не приходится, нет смысла тянуть быка за фаберже, усугубляя душевные муки.
— Я согласен. Присылайте нужные файлы на нейросеть.
Далее, как и обещал следователь, всё прошло весьма стремительно. Опасаясь физической расправы со стороны неведомого «доброжелателя» или «безутешных родственников», в общую камеру меня не перевели. Так и держали в одиночке. Я без претензий — не очень-то и хотелось видеть чьи-либо рожи, слушать всякую ерунду. Следственный эксперимент, несколько недолгих уточняющих допросов, душеспасительные беседы с назначенным судом адвокатом — молодой девицей Юлией Витальеной Варенбург, недавней выпускницей юрфака МГУ. Однако весьма симпатичная брюнетка. Вместо пустопорожней болтовни, я бы с удовольствием с ней покувыркался напоследок. Но не суждено. Кажется, я ей также понравился и при других обстоятельствах… Ух! Размечтался, мля. Закатай губенки, Лед, и постарайся с каменной физиономией принять наказание, которое тебе назначит справедливый суд.
Судебные слушания моего дела, несмотря на резонансный характер преступления, также много времени не заняли. Забельсон Эдуард Моисеевич мастерски продемонстрировал суду всю мерзкую сущность бывшего старшего прапорщика ВКС Ледогорова Владимира Николаевича. Слабые аргументы Юленьки о моих заслугах перед Отечеством и государственных наградах, буквально потонули в рокоте поставленного голоса маститого мэтра от адвокатуры. В результате я получил максимальный срок виртуальной каторги — двадцать пять лет. Слава богу, суд отклонил требование адвоката обвинения о психической коррекции моего сознания после отбытия назначенного срока. И то — хлеб. Не хватает выйти из застенков полным идиотом.