— Командор, отдай мне этого... А? Он у меня на маршбросках проклянет тот день, когда...
— Тихо, — решительно прервал совсем не радый вырисовывавшимся перспективам как-никак главнокомандующий и без того невеликих войск, чем не дал доозвучить это вот, казалось бы, нормальное предложение десятника, который, разумеется, не желал терять отличного бойца, пусть и не сумевшего удержать похоть в штанах. После чего черноволосый твёрдо продолдил. — Закон для всех один! Все слышали? ЗАКОН ДЛЯ ВСЕХ ОДИН!!!
— Как же это? А, братцы? Неужто меня... Из-за этой... А, люди?
— Тихо! — заткнул побледневшего подсудимого хмурый судья, а десятник отвел взгляд, как, впрочем, и много кто еще из «силовиков». Но Абель огладил бороду и продолжил. — Закон есть закон! И он, напомню, предусматривает моё вмешательство и коррективы. Как и говорил, у нас здесь строится общество равных. Но! В то же время и имеющих все возможности возвыситься над остальными. Всё, как и присуще нашему биологическому виду. Только социальные механизмы не отдаются на откуп примитивным, и потому зачастую неактуальным обычаям или, не дай правосудие, теневым структурам со всякими их негласными да ловкими схемами. У нас всё очевидно и оговорено заранее. И работает, пока во всяком случае, вполне исправно. Итак, Вили Брехт — безусловно виновен, факт чего расследование подтвердило. Он посмел совершить насилие над уважаемым членом нашей общины, своим трудом и старанием заслужившей это уважение. И плевать, чем она занималась до этого! Вы тут все, напомню, не сказать что в прошлом Нахолмская аристократия, и у каждого, прекрасно понимаю, были причины к тому прийти. Сейчас же — другое дело! Каждый из вас старается, отдавая не то, на что способен, если хорошенько пнуть, а то, ещё раз уточню для непонятливых или хитрецов, к чему имеет способности. То есть то, что умеет и любит делать лучше или просто хорошо, пусть это и проституция та же. Но Эльза Хафт, как мы все знаем, из предложенных избрала другую трудовую деятельность, с которой успешно справлялась, принося пользу нашей общине. И никто. Слышите? Никто! Не был вправе принуждать её к иному, без её на то согласия. В обмен же она получала, как говорится, по потребностям. Да, без роскоши и излишков, позволивших бы обеспечить самовыражение в том или ином виде, но тем не менее. Она сыта, одета, здорова и в безопасности, имея крышу над головой. И мы все работаем, чтобы этот вот социальный, так сказать, пакет впредь лишь расширялся иными благами. Далее. Вили Брехт предпочел иметь чуть больше, чем просто базовые потребности, и для того примкнул к на данный момент приоритетному направлению нашего развития, то есть вступил в наши славные вооруженные силы. Стал частью тех, кто хочет большего и не желает быть равным прочим! А потому, как более ценный член общины, пусть он и ущемил своими преступными действиями права Эльзы Хафт, но всё ж имеет право на исключения. И это исключение я ему, в соответствии с законом, предоставляю. Рядовой Брехт, за заслуги передо мной, ты можешь выбрать один из трех вариантов своего наказания. Первый — шпицрутены через строй в пять десятков палок, ну и, соответственно, муки болью до излечения на рассвете следующего дня. Тихо! Сам знаю, что по-божески. Второй вариант — кара сексуальной дисфункцией без членовредительства. Тишина! Потом ржать будете. Третий исход — если сумеешь убедить уважаемую Хафт простить тебя, то можешь предложить ей замужество. И совет вам да любовь тогда. Всё! Решение окончательное и обжалованию не подлежит. Расходимся, товарищи, работа не ждет.
— Спасибо, командир, — поблагодарил залетчик и побежал жениться, судя по всему, потому как Хафт и вправду ничё такая, пусть и пробы на ней реально уже негде ставить.
****
Там же. Ещё пару часов спустя.
— Нет, я так не могу! — вдруг взорвавшись негодованием, в сердцах швырнула недочищенную рыбину себе под ноги высокая и нескладная русоволосая девушка в по здешней моде укороченном сарафане и косынке. Всё, скажем так, очень уж пастельных тонов. — Бред какой-то!
— Не смей швыряться едой! — возмутилась обычно до невозмутимости флегматичная темноволосая молодая женщина, чья красота подувяла из-за, по-видимому, пришедшихся на её долю испытаний. К тому же она не просто не следила за собой, а явно намеренно уродливо одевалась. То есть максимально бесформенный сарафан в пол, под ним не менее длиннополая рубаха с только лишь по необходимости закатываемыми рукавами, ну и венчал образ по-старушичьи повязанный платок. О цвете и говорить нечего. — Что такое, Махт? В чём дело?
— Тебя это не бесит? — всё же подняв от греха подальше рыбу, воззвала к эмоциям снова непрошибаемой слушательницы повариха помоложе, когда вторая, постарше которая, словно ни в чем не бывало опять вернулась к большому котлу, с появлением которого, после очередного визита купцов, готовить на всю ораву Надобрывинцев стало куда проще. — Не бесит это, а?
— Что: это? — не отвлекаясь от помешивания аппетитно булькающего варева, поинтересовалась едва сдержавшая вздох собеседница импульсивной скандалистки.
— Да всё! — чуть ли не в отчаянии уже выкрикнула русоволосая Ирма Махт, когда как темноволосая Марта Цойн всё же вздохнула и повернулась к коллеге по избранной на текущий момент деятельности.
— Пока что меня только твоя криворукость, как ты говоришь, бесит, — даже не повысив голос, спокойно заявила женщина. — Ты зачем на кухню просилась, утверждая, что умеешь и любишь готовить, если тебя, видите ли, всё бесит? Да, не спорю, сейчас ещё мало сфер, где можно проявить свои таланты, и пока не появились вакансии в тех областях, где ты можешь оказаться получше. Но уже сейчас выбор вполне приемлем, а женщин не привлекают без их согласия на тяжелые работы. Вон, скоро мужчины вернутся после землеройных работ, так я уверена, что любой из них с удовольствием поменяется с тобой местами. Только навряд ли кто-то пойдет на такое, ведь все понимают: ради чего вкалывают. Даже военных привлекали, притормозив их тренировки, пока ров с оградой вокруг поселения не были закончены, и не начато возведение жилья для зимовки, ну и прочих более основательных удобств заодно. А всё это — только благодаря общим усилиям и, главное, сознательности. Куда ж без неё. Свою безопасность ведь обеспечиваем, так что никто не отлынивал и вряд ли станет, ибо все — на глазах друг у друга. Ну а вот отчего ты с ума сходишь — я не пойму.
— Сейчас не обо мне!
— А о ком?
— Да об этом же... Обо всей этой несправедливости!
— Например?
— Мало того что уже больше месяца лопухом подтираюсь, притом озираясь: не грызанёт ли за зад кто! Так еще и моюсь не душистым геликом со скрабом, а какой-то вонючей мулякой из кувшина! О шампуне для волос — вообще молчу. А ещё носить приходится какую-то неудобную, до тошноты серую убогость! Без трусов(страдальчески). Спасибо, хоть «этих дней» тут не бывает. А еда! Ем всякую ужасно несбалансированную да ещё и невыносимо пресную гадость, без нормальных приправ! На мясо ведь да рыбу эту — уже смотреть не могу. Где нормальные фрукты и овощи, вместо кислющих ягод тех и мёда, «по талонам» да «за хорошее поведение»? За картошку — Родину бы продала! Спасибо, хоть хлеб изредка бывает. Вот никогда бы не подумала, что так тяжко без этой углеводной гадости будет. Еще ж и спим все вместе, вповалку, словно скот, не имея возможности уединиться. Спасибо, хоть не с мужиками разом, а отдельно. Но даже так нас тут бессовестно насилуют! И что меня больше всего бесит во всем этом ужасе, что в наказание за такое преступление грозят не за яйца подвесить этого вот, выгораживаемого главным оного из его головорезов, а предлагают ему, нате пожалуйста, жертву в жены взять, чтоб продолжал её пользовать! Шикарно!!!
— Какая же ты гниль! — заставив даже чутка сбледнуть с лица Ирму, вдруг прошипела Марта, которую никто никогда не видел не то что голос повышающей, но и злящейся на что-либо. — Рано вас, новичков жизни здешней не распробовавших, Командор прикармливать стал. Поспешил, не дав узнать, что такое голод. Что такое, когда тебя за копейку, а то и просто за объедки дерут какие-нибудь вонючие бородачи. А тебе всё равно, ибо в животе наконец не будет пусто. И даже плевать на то, что в ТОЙ жизни ты одном из этих уродов отказывала, ещё и по глупости посмеиваясь, а теперь в ЭТОЙ он вымещает на тебе всю свою злость за прошлые, по его мнению, обиды. Вот пожила бы ты так три года, да хотя бы и просто перезимовала тут, выжив — посмотрела бы я тогда на тебя. На то, как бы ты ежедневно, пусть никогда ни во что и не верила-то, но стала бы истово молиться за здравие вытянувшего тебя из того ужаса благодетеля. А точнее, за то молить, чтобы и дальше был тот, кто, не позволив повторение этого кошмара, впредь защитит тебя, взамен прося лишь просто старательно делать то, что умеешь и от чего хотя бы не воротит, а то и любишь. Поэтому заткнись, дура, или я на следующем собрании общины подниму вопрос об изгнании тебя из поселка с очередными купцами. А когда они тебя отсюда сытую да приодетую в целости да сохранности доставят в Нахолмск, вот там и обживайся тогда, примеривая свои запросы к тамошнему спросу на твои таланты. Только назад уж не просись. Куда тут нам, скудоумным, такие вот звёзды? Ведь наверняка же ты станешь какой-нибудь великой воительницей и грозой монстров, ведь так? Будешь прям как гордячка Недотрога. Или нет. Быть может, своей неземной красотой(саркастично) ты, умело интригуя, пробьешь себе путь к самой верхушке, согревая по пути ложе всем встречным да нашептывая по ночам о своих талантах сверхэффективного менеджера, ну или дизайнера-оформителя с навыками программиста не иначе. Ну и, в конце концов, сместишь прежнее руководство да возглавишь Гильдию, поведя её в светлое будущее! Для себя любимой, разумеется. В общем, дерзай!