****
На одной из башен Нахолмска. На следующий день.
— Что делать будем, Шустрый?
— Еще раз назовешь меня так, Сытый, и я не посмотрю на твои седины. Так что ты имеешь в виду, казначей Ругерн?
— А то не понятно, хм(с сарказмом), глава Брант? С этим что делать будем? — при этом давно немолодой темноволосый усач в зеленом кафтане указал рукой куда-то за стены. А почесав под шапкой, продолжил. — С этой рожей здоровенной, которую нам предлагают победить в поединке удальцов. Что молчишь?
— Ну да, неожидано, — вздохнув, пожал широкими плечами поскучневший светловолосый бородач в красном плаще на плечах. А непроизвольно потерев застарелый шрам на лице, продолжил. — Неожиданно и неприятно, что в этом годе припёрлось аж но четверо синеспиных. Хотя сам Набег какой-то подозрительно малочисленный. Желтобрюхих, вон, и трёх десятков не наберется, а буробоких так и вовсе сотни две.
После чего лидер Гильдии кивнул на лагерь осаждающих, где виднелось множество подобий индейских типи, более известных как вигвам, но это не оно. Ну и один большой шатёр, явно трофейный, ибо из пёстрой, но давно уж выгоревшей и латанной ткани. Более асоциирующихся с кочевниками кибиток-юрт, то есть обтянутых кожей или войлоком сборных конструкций, в лагере не имелось. Набег-то прибыл верхом, без повозок. Да и заводных волколаков не имелось из-за особенностей приручения данной инопланетной фауны.
— Ну и? — привлек внимание задумчивого собеседника казначей Гильдии. — Кого выставлять станем? Чемпиона сопостовимого уровня не имеем. Да организмов в этот раз у нас почти не осталось, чтобы выгнать их на стены да жизнями этого мусора откупиться за то, что против нашего бойца выставят желтобрюхого увальня какого-нибудь. Вон, харя какая в бой рвется. У него одна рука толще, чем моя нога. И длиннее, похоже. Как такую образину валить? Кем?
— Да, с уведёнными организмами тот новенький нам подосрал, — согласно покивал глава Гильдии. А вздохнув, продолжил явно неприятную ему тему. — Не ждал я, что молодняк такой воинственный в этот раз из степи полезет. Не учёл, что посадских доходяг не стоило бы отпускать. Тут ты прав с этими своими намёками.
— Прав-неправ, а делать-то что?
— Дурачком не прикидывайся. Что-что — голубоглазых баб искать! Хотя чего их искать-то. Я ведь не зря в борделе троих таких на особом счету содержу. Одна, правда, свалила в закат. Но она была черноволосая, так что красить бы пришлось, а то ведь зеленозадым блондинок подавай. Остроухих у нас не водится, поэтому с ушами, я так понимаю, они сами там что-то придумывают. Эстеты, бл...
— У тебя ж в гареме еще две таких! Обе светленькие. Ничего красить и не надо. А то сок из пятилетних шишек желтянки слишком уж накладно получать. Да и такое лучше уж местным продавать. Они за концентрат золотом по весу платят, не хуже чем за жгучий порошок из пряного корня или мыльную выжимку из душистой лианы. Да и не нравятся лобастым эти вот «куклы» с неживыми, после сока-то, противно-желтыми волосами. Натуральных подавай(сплюнув).
— А ты не путай мой личный гарем с общественным. Эм, с борделем. Ишь какой! На чужое не раззевай роток! Понял?
— Раззевай – не раззевай, а три бабы надоть. И чтоб не старые были.
— Чего эт сразу три?
— А думаешь, лобастые зря такую громадину выставили? Торгуются, поскудники. Ох грехи мои тяжкие...
— Не начинай, а? Нормально ж разговаривали. Без этих твоих религиозных стенаний и поминания строк святого писания.
— А как иначе-то? Баб потребно отдать не одну и не две, да еще и обставив в виде действа, иначе эти вот Льд’Ар и даром не сдались лобастым. А на такое все кому не лень обратят внимание и, не приведи Господь, заподозрят в сговоре с исчадиями адовыми. Какая-нибудь гнида стуканет отцу Михаилу, а тот за, эм, прощение нам, именно что тяжких, грехов наших возьмет да затребует: изрядно красок ярких цветов диковинных. Сука жадная. Прости мя Боже. Да и наши все, как пить дать, призадумаются. Кой-чего припомнят. Ну и спросят так невзначай. Мол, скажи-ка, Шустрый ты наш глава Брант, а не в обмен ли на то-то и то-то в таком-то годе было это и так-то? Спросят ведь. Найдется кому. А это пошатнет наши позиции. Ох пошатнет. Вся надежда на отца Михаила, который, ясен пень, еще чего-нибудь к краскам пожелает за, так сказать, вразумление смутьянов, чтоб отступилися, гнева Матери-Церкови забояшиси.
— Ну дык, ты казначей, вот и...
— Да с каких я те возьму стоки-то, а? Нема! Нет, и не проси, а то знаю я...
— Это ещё что за явление? — прервал Брант разошедшегося оппонента и указал куда-то на реку.
— Шеломы вроде как у отщепенцев. Ну, которые ушли за новеньким. Морды вот только запрятаны — не пойму, кто это такой бравый там, — приложив ладонь козырьком, вгляделся вдаль Ругерн .
В данный момент по реке, откуда-то с востока, двигался небольшой, но ладный плотик. Вроде бы и привычной конструкции, но будто на баллонах с воздухом для большей плавучести.
Хотя ничего удивительного, имея-то чудо клей-лак, коим даже тряпью можно обеспечить вполне себе герметичность.
И на этом вот плавсредстве, правя шестами, разместились трое незнакомцев. Мало того что их лица прикрывали весьма широкополые «вьетнамские» защитные наголовья, так еще и платки повязали, намеренно затрудняя узнаваемость. Две фигуры были в привычно-коричневых плащах, которые скрадывали детали их, собственно, фигуры. А еще одна неизвестная, но узнаваемая персоналия была в чёрном.
— Вон тот — точно их главный, — ткнул пальцем казначей.
— Это в черном который? — уточнил глава.
— Да. С тростью. Ну ли дубиной — не пойму.
— Тогда кто другие двое? Явно не новички — гляди, как ловко держатся. И мечи, вон, из-под плащей видать, — нахмурился бородач, когда плот причалил, и пассажиры лихо покинули его, перепрыгнув на пристань перед опустевшим посадом. — Вон то, похоже, и вовсе баба.
— Пониже которая? Вёрткая такая, да? — уточнил усач, тыча рукой.
— Угу.
— Тоже так подумал. А вот второй здоровяк, эм, даже и не знаю — кто это может быть такой. Среди свежих ведь не было никого столь богатырских статей. Хм(задумчиво), странно это.
— А что, вообще, соглядатаи-то докладывают? — оторвав взгляд от загадочных анонимов, перевел его на собеседника Брант. — Кто там в ихней ватаге самый-самый? Не новенький же доходяга. Так ведь?
— Не новенький, — согласно покивал Ругерн, наблюдая за троицей, когда те, привязав плот, смело пошагали к лагерю лобастых, которые с неменьшим любопытством разглядывали гостей, но резких движений не предпринимали. — Командор этот ихний токмо командует. А докладывают... разное сказывают. Не знаю, чему и верить. Недотрога, это которая одна из всей группы Белоголового выжила, так вот она, когда вернулась, не захотев с этими малохольными оставаться, много всего наговорила. Причем по делу. Толковая девка, хоть и из свежих. И красивая, мда. Вот, а прикормленные из организмов — те какую-то чушь несут. Про чудеса. Никак не уймутся.
— Снова чудеса?
— Сдается мне, что Командор этот вот — тот еще хитрец, причем не только выдумщик, но и с хорошо подвешенным языком. Я почти уверен, что он специально, эм, даже не распускает, а подогревает слухи о своей «необычности». Всё подстраивает так, чтобы всякие там впечатлительные натуры додумали в нужном ключе, ну и растрезвонили потом о «невероятных событиях», вроде как свидетелями которых стали. Мистификатор(сплюнув). Он ведь, артистичная натура, целое представление устроил для гостившей Недотроги, наверняка догадываясь, что неглупая девка не останется с сектантами. А она, вернувшись, хоть языком и не трепала, но всё подробно мне обсказала, причём не путая факты со своими умозаключениями по поводу увиденного. Но и их, когда я спросил, выложила, не став таить. Мало того что сама не купилась, но и посчитала правильным развеять весь это мистический ореол вокруг Командора. Это как раз она предположила, что он намеренно той своей якобы магией жути нагоняет на доверчивых видаков. Подтверждая моё давно устоявшееся мнение на счёт всего этого. Так вот, «чудесным образом исцеленных» Недотроге хитро́ показывали. Вообрази, отмыли и причесали Быструю, ну ты помнишь эту старуху, в свое время в поединках не знавшую поражений, так вот, дали ей меч, чтобы показать, мол, глядите, какая она теперь снова мощная. Тьфу.