Рой только успел натянуть каску, как над головой послышался рвущий воздух звук, и его капрал отлично помнил. За спиной, между выжимающим из стареньких машин всю возможную скорость «Отаном» и береговыми скалами, вырос водяной столб, мгновением позже обрушившийся вниз водопадом. Соплеменники Туурлана показывали, что они не шутят: калибр разорвавшегося снаряда, судя по всему, вдвое, если не более, превышал тот, которым располагал транспорт.
«Спаси меня, Мировой Свет!» — молился про себя Рой, автоматически приводя кормовое орудие в боеготовность и наводя прицел на приближающийся вражеский корабль, который теперь, вблизи, спутал бы с морским чудищем лишь круглый идиот.
— Огонь!
Латунные гильзы с грохотом и звоном застучали по палубе, глотка заполнилась привычно-приторным духом сгоревшего пороха…
Сражение началось…
Сражение окончилось до обидного быстро.
Рой не успел расстрелять и пяти снарядных кассет, как замолчало баковое орудие и стало ясно, что «Отан» обречен. Подожженная прямыми попаданиями, полыхала рубка, черный смолистый дым заволакивал всю палубу, и из него вдруг выскочил перемазанный копотью капитан без фуражки, в окровавленной тужурке.
— Вы ранены?
— Ерунда! — отмахнулся господин Луду: он где-то потерял очки, и близорукие глаза без них выглядели особенно беспомощно. — Это кровь Копченого… командира.
— Он жив?
— Жив, но… Бегите к нему, он хочет вас видеть.
Копченый был еще жив, но Гаалу, повидавшему много смертей, сразу стало понятно, что это ненадолго. Осколок угодил прямо в живот бывшему бригадиру и, несмотря на все хлопоты верного айкра, зажимавшего рану какой-то подушкой, жизнь Копченого стремительно уходила из его крепкого тела. Вместе с черной кровью, толчками выплескивающейся между пальцев.
— Жив… капрал?
Смертельная бледность проступала сквозь теплые лоскуты кожи на его лице, и те казались теперь неумелой аппликацией, которой кто-то пытался скрыть истину. Словно кожа с линяющей змеи, прикипевшая намертво маска уголовника сходила с лица офицера, и становилось понятно, что все, что было до того, — бутафория, косметика..
— Жив.
— Хвалю… — бригадир говорил отрывисто: по всему было видно, как трудно ему давалось каждое слово. — А я… видишь… отвоевался…
— Ничего! — попытался успокоить его Рой, сам не веря своим словам. — И не такие раны заживали!
— Я… исчерпал… лимит… — улыбка раненого походила на гримасу. — Сколько можно… умирать и оживать… Туурлан, оставь нас на минуту, — собрался он с силами.
— Выполни долг до конца, солдат! — зашептал он, вцепившись окровавленной пятерней в руку Гаала. — Спаси ее! Доведи до конца! Погибни, но спаси ее! В нагрудном кармане карта.
Юноша вынул из кармана кителя завернутый в непромокаемую пленку сверток.
— Взял? Все, иди…
— Кого ее? — не понял молодой человек, но бригадир его не слушал.
— Главное, доберитесь до берега до взрыва, — при каждом слове изо рта раненого вылетали брызги крови, но Рой не мог, не имел права отстраниться, не выслушав последние слова этого странного многоликого человека. — Все в лодку — и на берег. Остаемся только мы с айкром. Главное, успейте до взрыва…
— Ваш приказ выполнен! — раздался за спиной Роя голос Горбатого. — Кингстоны открыты.
— Прочь!!! — умирающий приподнялся на локтях, не обращая внимания, что кровь при этом хлынула сплошным потоком. — Прочь!!! Это приказ!!!
Горбатый, грохоча по палубе подошвами, убежал, но Рой на миг задержался.
— Как вас зовут?
— Ты еще здесь… А-а… Меня звали… Бат Чачу… Давно… Очень давно… Солдат, ты еще здесь? — умирающий уже, кажется, ничего не видел.
— Здесь, господин Чачу.
— Ты… тогда говорил… про горца… Запомни… стрелять нужно в голову… Только в голову… Только так можно убить этих тва…
Руки подогнулись, и офицер повалился навзничь. Но он был еще жив, губы шевелились.
— Ты говорил… Мировой Свет… Я тоже вижу свет… я… иду…
Рой подождал еще немного, но бригадир молчал, лишь кровь гулко булькнула у него в горле. Тогда Рой наклонился и ладонью опустил веки покойного.
— Он умер, — сообщил Гаал айкру, дожидавшемуся в отдалении, как велел ему бригадир. — Пойдем с нами.
— Нет, — помотал тот головой. — Долг. Ему и тебе. Я отдавать долг.
— Пойдем! Через пять минут тут будут твои… — он замялся. — Мы еще успеем!
— Ты успей. Я — отдать долг. Торопись. Я не ждать. Пять минут.