Ах ты, господи! Кто бы мог подумать? Видел он это не единожды и знал, как это бывает.
Утро было такое светлое, такое радостное, но Коул понял, что расстроен. Он вернулся к раковине, сполоснул уже вымытые тарелки, поставил их на сушилку.
Холли вернулась – бледная, пахнущая зубной пастой. Не сказав ни слова, она взяла полотенце и стала вытирать стакан. Когда она потянулась, чтобы убрать его наверх, ее кофточка задралась. Коул увидел, что пуговица на джинсах расстегнута и «молния» тоже. Это подтвердило его подозрения. Он подумал и решил промолчать. В конце концов, какое ему дело до того, каким способом она следит за своим весом. Ему важно только одно – она захотела ему помочь.
– Холли, наверное, мне не следует совать свой нос... – все-таки не выдержал он.
– Обожаю такие фразы.
– Я только хотел сказать, что, по-моему, ты и в таком виде привлекательна. Не всем же быть ростом метр семьдесят пять при весе шестьдесят. Я знаю мужчин, которым искренне нравятся девушки поплотнее. Может, на твоем пути встретился другой, но мы не все такие.
Она удивленно на него посмотрела:
– О чем это ты?
– Я насчет того, что ты делала в ванной.
– Извини, я старалась потише.
Его изумило то, как она легко во всем призналась. Неужели она не понимает, как это серьезно? Здоровье разрушается незаметно.
– То, чем ты занимаешься, не просто глупо, это опасно. Никакой мужчина не достоин таких жертв.
Она уперлась руками в бока и взглянула на него воинственно.
– Ты что, псих? Думаешь, я делаю это для какого-то мужчины? Это было мое решение, только мое! Он даже не знает ничего, и сообщать ему я не собираюсь.
– Тогда зачем ты так стараешься?
– Ты что, считаешь, что женщина рожает ребенка только для того, чтобы заставить мужика жениться?
– Ребенка? – изумленно переспросил Коул. – Ты что, беременна? Тебя поэтому тошнит?
Она нахмурилась:
– А с чего бы мне расставаться с завтраком, который я полчаса готовила и с таким удовольствием, ела? Не говоря уж о деньгах, которые были на него потрачены?
Коул чувствовал себя полным идиотом.
– Я думал, ты так худеешь, – пробормотал он.
– Не знаю уж, как это принято у тебя на родине, Нил, но в здешних местах расплывшаяся талия и неожиданная беготня в ванную говорят только об одном.
– Так ты беременна? – Коул отступил еще на шаг назад.
– В этом нет ничего сверхъестественного.
– Может, тебе надо лежать? Она удивленно покачала головой:
– Ты какой-то странный, ей-богу.
– Я никогда не общался с беременными.
– Поразительно. Ты что, с Марса? Как так получилось, что ты никогда не общался с беременными женщинами? – И тут, найдя ответ на свой вопрос, она напряглась. Настал ее черед изумляться очевидному. – Господи, ну как же я раньше не догадалась? Все яснее ясного. Ты вышел из тюрьмы, да?
Он рассмеялся:
– Нет. Во всяком случае, если это и было тюрьмой, то совсем не той, о которой ты думаешь.
– А что, они бывают разные?
– Я имею в виду те, которые мы сами себе сТройм.
– Красивая фразочка, из нее, наверное, получится отличная песня. Но, знаешь, если хочешь здесь жить, придумай что-нибудь получше. Мне сейчас надо думать о безопасности ребенка. Ну, не сейчас, а через пять с половиной месяцев.
Рано или поздно она все равно все узнает, так, может, рассказать ей? Он открыл было рот, собираясь выложить правду, и тут понял, что не хочет этого по очень странной причине. Потому что в ту секунду, когда она поймет, кто он, их отношения неминуемо изменятся. Она будет по-другому смотреть на него, по-другому с ним разговаривать. Исчезнет простота и открытость, причем навсегда.
– Самое смешное, что я как раз думал, какая ты странная. Пустила меня к себе, толком обо мне ничего не зная.
– Ну, так расскажи.
Она не отстанет, пока он не придумает хоть что-нибудь. Можно было бы и солгать, но лжи Коулу не хотелось. Он решил пойти на компромисс.
– Я всегда был довольно одиноким человеком. В детстве я много разъезжал с отцом и братом. При таком образе жизни трудно завести близких друзей.
– А чем ты зарабатываешь на хлеб?
– Играю на гитаре. Это ты правильно угадала. Я понял, что мне нужно немного, – добавил он со смущенной улыбкой.
– И больше ты ничего не умеешь?
– Это я делаю лучше, чем все остальное. Но справлюсь и со всем прочим.
– Плотницкое дело знаешь? Красить, чинить водопровод умеешь?
– Немного. Думаю, здесь я тебе пригожусь. – Он обвел взглядом кухню.
– Ты вроде не нервничал, когда тебя расспрашивали полицейские. Значит, ты не в бегах.
Коул вернулся к недомытой посуде. Он рассказал ей правду, но не всю правду. Холли успокоилась. Все в порядке. Он не должен чувствовать себя виноватым перед ней. Он же не грехи свои скрывает.
– Я думал, беременные носят футболки со стрелочками, указывающими на их животы.
Холли взяла с сушилки следующий стакан.
– Зачем тратиться на новую одежду? Я пока что во все влезаю.
– Неужели удобно ходить в незастегнутых брюках?
Она прикрыла рукой живот.
– Это что, заметно?
– Носи рубашки подлиннее.
– Слушай, давай сменим тему.
– Хорошо. – Он выудил из раковины последнюю вилку и вытащил затычку. – А кто отец? – спросил он.
– Не твое дело.
– Будущая звезда кантри, да?
– Повторяю, не твое...
– Он хотел, чтобы ты избавилась от ребенка? – Коул сам удивлялся своей непонятной настырности. Что это с ним случилось? Это совсем не в его характере.
Она швырнула вилку в ящик и повернулась к нему.
– Повторяю, этот вопрос я с тобой обсуждать не собираюсь. Неужели не ясно?
– Но ведь иначе он бы помогал тебе хотя бы платить по счетам, разве нет?
Холли медленно разгладила полотенце, повесила его на крючок. И, не глядя на него, вышла из кухни, направляясь в свою комнату.
Коул растерянно почесал в затылке и сбил повязку. Он не стал ее прилаживать на место, а просто сорвал. Фрэнк бы просто взбесился, если бы увидел, что затылок у Коула снова выбрит. С такими темпами он не скоро вернется к своему имиджу длинноволосого паренька с гитарой. По словам многих не самых доброжелательных критиков, это и было тем единственным, что привело его к славе.
Он вышел в коридор, посмотрел на дверь в комнату Холли. То ли пойти извиниться за назойливые расспросы, то ли выждать, дать ей время успокоиться. Никогда раньше он не лез в чужую жизнь. Непонятно, что это на него нашло.
Черт возьми, пора бы хоть чему-то научиться. Опять он пытается усложнять. Его интерес к Холли объясняется очень просто – он рад, что нашел человека, жизнь которого так же запутана, как у него самого.
Холли повернулась на бок, открыла глаза и застонала. Скоро два. Полдня пролетело, а она толком ничего не сделала, даже не выстирала форму к вечеру.
Хуже всего в этом дневном сне то, что, сколько ни спи, все равно кажется мало. Она всего-навсего хотела переждать несколько минут, пока этот наглец не уберется из кухни, но в последнее время, стоило ей хоть на минуту приклонить голову, она тут же засыпала.
До нее донеслись звуки гитары, и в какое-то мгновение ей показалось, что произошло чудо и Трой ее нашел. Но тут она вспомнила, кто это играет, и надежда угасла. Она была разочарована и злилась на себя за это. Сколько можно вздрагивать при этих звуках и млеть, как шестнадцатилетняя дурочка?
Она прислушалась. Нил наигрывал разные мелодии одну за другой. Какие-то она узнавала, какие-то слышала впервые. Те, которые были для нее новыми, он, наверное, сам написал.
Никогда она не встречала певца, который не сТройл бы из себя еще и автора.
Она снова вспомнила про форму, лежавшую на стиральной машинке, и заставила себя встать. Зашла в ванную, а потом поплелась в прачечную. В кухне она услышала знакомое жужжание. Работала сушка. Холли удивленно заглянула внутрь и увидела там свою форму, к которой была прикреплена пластиковая табличка с ее именем. Она отстегнула табличку, снова запустила сушку и пошла искать Нила.