Она вздернула подбородок:
– Не смей так говорить. Ничего не было. Ты все выдумал. Этим ты все равно ничего не добьешься.
– Трой вел себя подобным образом? – Ему надо было быть как можно осторожнее в выражениях, чтобы потом не раскаиваться. – Нам надо поговорить, Холли, о многом поговорить. И за завтраком, и во время грозы, и на закате.
– Мама всегда предупреждала меня, что поэтов надо остерегаться.
Он облегченно улыбнулся. Кажется, ее воинственный пыл угас.
– Да, и почему же?
– Потому что рано или поздно поэты разбивают чужое сердце, – сказала она тихо, – или оставляют в нем незаживающую рану.
– Похоже, твоя мама сама была в душе поэтом.
– Она многое пережила и знала, о чем говорит.
– Я не могу обещать, что никогда не причиню тебе боли, – сказал он. – В моей жизни много такого, над чем я не властен.
Она не потребовала никаких объяснений и вдруг заявила ни с того ни с сего:
– Наверное, не следовало бы в этом признаваться, но твой фруктовый салат, несомненно, пошел мне на пользу.
Это была капитуляция. Белый флаг выброшен, подъемный мост спущен, ворота открыты. Она снова впускала его в свою жизнь.
– Скорее всего период токсикоза заканчивается, но я все равно доволен.
– Опять читал? – спросила она.
– Я как раз дошел до середины. Там есть кое-что интересное. Я бы тебе это пересказал, но боюсь упустить что-нибудь важное.
– А почему ты решил, что я не читала этой книги?
– Если и читала, то многое проглядела. Я натыкался на кучу склеенных страниц.
– Ну ладно, признаюсь, от корки до корки я ее не прорабатывала. – Она шагнула к нему и чмокнула его в щеку. – Дружба?
Он пристально посмотрел на нее и слегка коснулся губами уголка ее рта.
– Дружба, – ответил он.
Она тихонько прижала палец к губам.
– Ты даже не представляешь себе, что делаешь.
В коридор заглянула высокая блондинка в форме официантки.
– Ты что, хочешь, чтобы я вместо тебя обслуживала столик на шестерых?
– Иду, иду, – ответила Холли. А Коулу сказала: – Об этом мы поговорим позже. – Перед тем, как войти в зал, она обернулась и добавила: – Чуть было не забыла... поблагодарить тебя за цветок.
Глава 17
Рэнди вошел в стеклянные двери офиса компании «Вебстер энтерпрайсиз». Здесь многое изменилось с того времени, как уехал Коул, кое-что – к лучшему. Дениз по-прежнему была секретаршей отца, но в приемной появилась и новенькая. Бухгалтерия переехала в комнату, которую раньше занимала Джэнет, а она заняла Другой кабинет – с окнами на запад, на Тихий океан. Команда молодых и энергичных ребят, разбиравших письма, которые фанаты писали Коулу, и выпускавших раз в квартал журнал, расходившийся к полумиллиону подписчиков, переехала вниз, в холл, и главный офис стал тих, как понедельничная церковь.
Рэнди не знал, как относиться ко всем этим переменам. Бывает, что начинаешь по чему-то тосковать, только когда это уходит навсегда.
Отдав в бухгалтерию пачку чеков, Рэнди заглянул к Фрэнку – сказать, что утром звонил Бадди, получивший весточку от Коула. Фрэнка не было, не было на месте и Дениз. Рэнди хотел было написать записку, но потом решил зайти в кабинет и подождать там.
Увидев заваленный бумагами стол отца, Рэнди искренне удивился. Фрэнк всегда отличался удивительной пунктуальностью и методичностью. По углам лежали кипы газет, казалось, будто Фрэнка не было здесь по меньшей мере месяц. Но такого быть не могло. Отец был вполне способен забыть про чей-то день рождения, но про работу – никогда. Если он днем сидел дома, ожидая звонка Коула, значит, в офис ехал вечером.
Вошла Джэнет.
– Ну и беспорядок, правда? Он обернулся к ней:
– Что здесь происходит?
– Сейчас столько дел, что Фрэнк просто не успевает со всем разобраться.
– Да уж! – присвистнул Рэнди, подошел к столу, открыл папку с бумагами.
Джэнет заглянула через его плечо.
– Это письмо от центра по усыновлению сирот, хотят, чтобы Коул принял участие в их рекламной кампании. Они, представь себе, убеждены, что если на плакатах будет Коул, то все их финансовые проблемы решатся сами собой.
Рэнди проглядел письмо, полученное неделю назад.
– Они представляют дело так, будто от согласия Коула зависит жизнь сотен малюток. – Он обернулся к Джэнет: – Молодцы ребята! Если Коул откажется, то будет выглядеть черствым и эгоистичным подонком.
– У них работа такая, играть на нужных струнах, – ответила она. – И дело Фрэнка отказать так, чтобы потом бульварные газеты не раздули из этого историю про зарвавшуюся знаменитость.
Необыкновенное мягкосердечие Коула в мире шоу-бизнеса было известно. Он постоянно отдавал довольно значительный процент доходов на благотворительность.
– А как Коул решает, кому именно помогать?
– К Коулу письма попадают только после того, как с ними ознакомится Фрэнк. Иначе бы он наверняка раздал все, что зарабатывает.
– А как же папа разбирается, что показывать Коулу, а что нет? – Он не выпускал папку из рук. – Вот, к примеру, с этими сиротами?
Джэнет задумчиво нахмурилась:
– Насколько я помню, именно в этой организации на зарплату директоров и так называемые текущие нужды ушло в прошлом году более девяноста процентов полученных денег. Только и всего.
– Шутишь? Джэнет улыбнулась:
– Рэнди, ты что, с неба свалился?
– А почему они решили, что Коул захочет им помочь? Он же не сирота.
– А разве это важно?
– Знаешь, если бы они действительно хотели его заполучить, они нашли бы какой-нибудь личный мотив.
Она потрепала его по плечу:
– Они его нашли, мой дорогой. Это чувство вины. Разве Коул может сидеть на такой куче денег, когда вокруг столько страдания?
– По-моему, эти доводы они могли бы отнести и к себе самим.
– Именно это и ответил им твой отец. Рэнди оглядел груды писем, которыми был завален кабинет. Впечатление незабываемое. Все это, конечно, разумно и логично, но Рэнди не мог отделаться от неприятной мысли, что все это немного смахивает на цензуру.
– Я понимаю, Фрэнк считает, что должен ограждать Коула от этого, но кто защитит Коула от Фрэнка?
– Никто не делает секрета из того, что здесь происходит, – сказала Джэнет, начиная раздражаться.
– А что это ты так раскипятилась? Ты не хуже меня знаешь, что Фрэнк, слава богу, сам может за себя постоять.
– С самого первого дня, как я сюда пришла, я слушаю ваши с Коулом жалобы на отца. – Она обошла стол и села. – Я молчала, считая, что не мое дело указывать вам обоим, как себя вести. Но теперь я думаю, что мне давно следовало вмешаться. – Она указала на стул в другом углу комнаты. – Принеси-ка его сюда и сядь. Настало тебе время узнать, что именно ваш отец делает для вашего же блага.
Рэнди принес стул и сел напротив нее.
– Ты уверена, что отец не будет возражать?
– Ты о чем?
– О том, что мы роемся в его бумагах.
– Ты же сам только что сказал, что они не его.
Он колебался.
– Ты можешь мне доверять, Рэнди. Твой отец не увидит в этом ничего дурного. Если бы он не был так зациклен на том, что должен сам следить за всем, что происходит с карьерой Коула, он бы давно передал это занятие любому мало-мальски сообразительному человеку. Он ведь занимается даже рубашками, в которых Коул выступает.
– Фрэнк никому другому не доверяет принятие решений потому, что хочет, чтобы все находилось под его личным контролем, – сказал Рэнди.
Джэнет взяла со стола карандаш и стала вертеть его в руках, а потом, не поднимая глаз, сказала:
– Я работаю здесь уже четыре года, а кое-что в вас до сих пор не понимаю. – Она взглянула на Рэнди: – Как вам удалось прожить с ним всю жизнь, так ничего и не поняв в этом человеке?
– К чему ты клонишь, Джэнет?
– Ты решил, что Фрэнк лезет в ваши с Коулом дела потому, что он авторитарен и желает все держать под контролем, но...
– Ты мне нравишься, Джэнет, – прервал ее Рэнди, – и я знаю, во многом разбираешься великолепно. Но что касается Фрэнка, здесь у меня гораздо больше опыта. И знаю я его немного дольше. Страсть все контролировать – неотъемлемая часть отцовской натуры, так же как дурной характер и кудрявые волосы.