И она стала рассказывать, как в феврале, сразу после освобождения района от фашистов, пришлось работать на большаках. Чинили мосты, расчищали снежные завалы, в общем, много довелось чего делать…
Никита слушал и смотрел на ее черные узловатые руки, ему хотелось сказать ей что-нибудь доброе, но не мог найти слова.
— Знать, жили хорошо с женой, ищет, — завистливо посмотрела на него кучерявая женщина. Она засунула завитки волос под косынку, подумала, словно вспоминая что-то важное. — Вот как у людей-то…
Никита понял, что у этой женщины в семье не все благополучно. Если спросить, она, видимо, расскажет, но чем он поможет ей? Посидел еще немного и встал.
— Мне пора. До свиданья, милые.
— До свиданья. Если б все мужики такими были…
Жара не спадала. Степь будто смирилась со своей участью под безжалостным солнцем, лежала обессиленная, не способная дать людям живительной прохлады. Трава сникла, стала серой, тощие листья висели безжизненными полосками, по земле протянулись глубокие трещины.
Под вечер Никита задумался: кончается рабочий день, скоро народ расположится отдыхать, и станет тогда тяжким грехом будить людей своими расспросами. Да и о возвращении следует побеспокоиться, протопал не один километр, на обратный путь хватит ли прыти, чтоб утром занять свое рабочее место. Решил так: опросит людей еще из двух районных колонн, и на этом точка. Видно, не судьба. Уверенный, что занимается безнадежным делом, подошел он к очередной группе женщин, поджидавших подводы.
— Вы не из Терновой случайно? Самофалову Алевтину не знаете такую?..
Поднял голову, чтобы глянуть на пригорок, где женщины загружали землей фургон, запряженный быками, а она стоит, Алевтина, аж рот раскрыла, увидев Никиту. Он закашлялся, сплюнул почему-то и даже рассердился на себя, потому что Альку надо было искать вот где, у подвод, а не по всей трассе.
— Здравствуй, — полез он вверх по осыпающемуся под ногами откосу. На самом верху, напоказ всем, обнял жену, притиснул к себе. — Ускакала черт-те куда… — тяжело дышал Никита. — Ищи где хошь…
— Мог бы не искать, — еле выговорила Алевтина. У нее навернулись слезы.
Он глянул на стоявших рядом женщин: смотрят, глаза блестят от любопытства.
— Отойдем… на пару слов…
Взял Алевтину за руку, потянул в сторону от дороги.
— Прости дурака… Алька, слышишь?..
— Слышу… — всхлипнула она.
— Поверь, испереживался весь…
— Верю… С дурака спрос малый.
— Неправда, со всех надо спрашивать как следует. Я себе нескоро прощу, свою душу истерзал, и тебе досталось…
Алевтина сквозь слезы увидела, как осунулся Никита, а может быть, после больницы еще не пришел в себя, но все равно не тот мужик, каким был раньше. Морщин сколько прибавилось, скулы наружу выперли…
— Давно ищешь меня?
— А-а, не все ль равно! Нашел — вот главное. Теперь бы не потерять.
— Захочешь — не потеряешь. Устал небось, покормить надо. Ночуешь?
— Не-е, что ты! Карунный до утра отпустил, утром чтоб на работе — как штык. Мы тоже на трассе, всем участком переехали, далековато отсюда…
— Расскажешь потом… Не ночуешь? А когда ж поговорим?
— Сейчас!
Алевтина обиженно сжала губы.
— Зачем же искал?..
— Алька, ты что?.. На преступление не пойду. Это будет как дезертирство, целый день, считай, у меня потеряется. Главное, к утру чтоб успеть, вот и считай время, сколько его у нас.
— Мало, вот сколько, тут и считать нечего.
— Почему это мало? Я за тобой пришел, поняла? А ты кисель на лице разливаешь.
— Ну, давай поговорим. Сейчас отпрошусь…
Алевтина сходила к своему бригадиру, вернувшись, села рядом с Никитой.
— Может, подальше отойдем? — кивнул он головой в сторону поля.
— А зачем? Секретов нету, да и ненадолго разрешено мне.
Осуждающе посмотрел на нее Никита.
— Робкая стала. Кого боишься, рядом я, нечего перед всякими горб гнуть.
— Я не гну, я как все.
— Вот и хватит… Иди и скажи: к железнодорожникам, в строительно-восстановительный участок уходишь, где раньше работала, до Терновой.
Алевтина притихла, уставилась глазами в куст серой, запыленной полыни.
— Ну, чего тебе не ясно? — требовал Никита.
— Все ясно… Ты не хочешь, чтоб тебя дезертиром считали. Всего из-за одного дня!.. А мне, значит, можно? Уйду, дело нехитрое. А что обо мне люди подумают? Удрала… А я не хочу удирать.
— Не говори чепухи. Ты с мужем, подписку дам! Из участка, от самого Карунного бумагу притащу…