— Кому-то и у стиральной доски надо, без этого не проживешь.
— Видишь, как ты придираешься к слову, обиделась. В чем упрекнешь меня?
— Упрекать не собираюсь… Нам не о чем говорить. Мне работать надо, перед прачками неловко, они гнутся над корытами, а я прохлаждаюсь.
Павловский схватил Таню за руку.
— Не пущу!.. Извини, пожалуйста, наговорил черт-те что… О работе разговор, только о работе. И мы все время будем вместе. Больше мне ничего не надо…
— О какой работе вы говорите? Вы же не опуститесь до стиральной доски?
— Не опущусь, ты права! А вот ты поднимешься. Пока будешь помогать мне, инструмент — нивелиром называется — носить, рейки… Это уже интеллигентная работа. Потом подберем что-нибудь получше, но обязательно — вместе…
Таня выдернула руку из его цепких пальцев.
— С чего вы взяли, что я хочу быть с вами вместе? Я и не думаю об этом!
— Но ведь было!.. Я хорошо помню…
— Мало ли что было.
— Хорошо, отбросим, не станем принимать во внимание наши отношения. О работе — и больше ни о чем. Ты знаешь, что такое приказ? Да еще в условиях военного положения? Мы с тобой как солдаты, только я чуть повыше тебя в должности. Вот я и приказываю: сейчас же собери самое необходимое — и со мной, на трассу. Надеюсь, все ясно?
Таня сдержанно вздохнула.
— Ясней не придумаешь. Что я буду делать?
— Носить рейки. Как женщину я пощажу тебя, нивелир тяжелее буду носить сам.
— Это ходить придется? Не смогу…
— Новости какие! Молодая, здоровая… Это симуляцией называется.
— Я беременна.
— Что?! — засмеялся Павловский.
— Я на самом деле беременна.
— Чушь… — Он словно испугался подтверждения слов Тани, отвернулся от нее, чтобы не видеть прямого взгляда широко открытых глаз.
— Как хотите… Я сказала правду.
«Кто… герой? — вертелось в мыслях Павловского. — А может, это неправда?» Казалось невероятным, что обычно кроткая, стеснительная Таня осмелилась так легко и просто сказать глубоко сокровенное.
Он уже не мог спокойно смотреть на нее.
— Кто же… счастливец?
— Ну, скажем… Дмитрий. Вам-то что?
Павловский начал озабоченно потирать руки.
Нет, оставаться с ней нельзя. И работать вместе на трассе тоже нельзя. Всякое может случиться: то в обморок упадет, то еще что-нибудь, а на кого шишки посыплются? На руководителя, на него. Все вспомнят: и как видели их зимой на круче у строящегося моста, и как любезничали в столовой. Откуда не ожидаешь осложнений, а они, пожалуйста, словно замаскированный капкан.
Таня смотрела в испуганные глаза Павловского и не понимала себя, какой была зимою. Дмитрий! Никто кроме не нужен и никогда не был нужен; а вот этот… краснобай целовал ее, она даже рвалась к нему, думала, солнце закатится без него. Пережила. Что же оказалось? Боже мой, какой дурой бегала к мосту… Ни одного его слова нельзя принимать на веру. Чуть не лишилась дружбы Дмитрия, Петра, Федора Васильевича. Правильно поступила, что сказала. Пусть идет куда хочет, не будет липнуть.
— В конторе пакет для Семена Николаевича. Просили передать, если кто появится с трассы. Заберете? — проговорила она.
— Спасибо, заберу, — тихо ответил Павловский.
— Ну, пойдемте.
Они пошли рядом. Когда вагоны были уже близко, он сказал:
— А я любил тебя…
Знал, своими словами ничего не изменит и вряд ли доведется встречаться с Таней, а все же хотелось казаться жертвой, вызвать сочувствие.
Она словно ничего не слышала.
— Вы знаете, где контора?
— Найду…
— Счастливого пути вам.
Павловский остановился, на прощание кивнул головою прачкам, толстая бригадирша ответила:
— Поклон всем нашим мужикам.
— Передам, передам…
Он зашел в контору, на письменном столе действительно лежал пакет, адресованный Карунному. Ему хотелось вскрыть и узнать служебные новости, ведь когда-то и он получал вот такую почту на свое имя. Вскрыть… Потом можно заверить, что получил пакет в распечатанном виде, но это объяснение Карунному наверняка покажется неубедительным. Подавил желание, повертел конверт в руках и засунул его в карман.
Как добираться? — посмотрел он в степь с высоты вагонного порога. Обратный путь был знакомым, но попадутся ли попутные машины? Он уходил в таком состоянии, словно его отмолотили ни за что и отняли радость. Таня, может быть, смотрела вслед, но он не оглядывался. Пусть не думает, что ее сообщение воспринято близко. Настроение испортилось, только и всего. Но и настроение стало таким потому, что Карунный со злорадством узнает о пустом, безрезультатном походе к вагонам. Не уговорил женщин!..