Федор Васильевич сходил к выемке, попрощался с Петром, Дмитрием, со всеми рабочими бригады. Когда вышел на степную дорогу, ничего попутного не оказалось. Лишь санитарные машины да повозки с ранеными. Полдня шел он до Терновой, а там с первым же паровозом доехал до Старого Оскола. Валуйки теперь казались совсем близко.
Ему повезло. От исклеванного снарядами перрона отправлялся порожняк — полувагоны, платформы, крытые вагоны. Федор Васильевич увидел попутную тормозную площадку, кинул на пол вещмешок. Ступенек не оказалось, лишь торчали металлические крюки, на которые обычно крепились доски. Сейчас, при движении вагона, тонкие, без гаек болты вздрагивали и дребезжали на этих крюках. Федор Васильевич намертво вцепился руками в поручни, пронзившая ногу острая боль от удара по ржавому болту заставила скорее подтянуться, чтобы другой ногой достать до пола площадки. В торцевой стене вагона уцелело откидное сиденье, и он сел, ощутив облегчение…
Как Петр и Дмитрий всполошились, когда прощался с ними! Неожиданно для них, непонятно, почему так скоро уезжает… Он подробно напишет обо всем, поймут ребята.
Что сейчас в Васильевке? Свободна ли от немцев? Живы ли мать с сестрой? Он гнал мрачные предчувствия, перед глазами вставал родной дом с палисадником и цветущими мальвами, холмистый подход к селу со стороны железной дороги, обозначенный в степи пирамидальными тополями.
В Валуйки приехал поздно. Помещение, приспособленное для вокзального зала ожидания, отыскал легко. Несмотря на теплый вечер, в этом зале народу оказалось так много, что даже на пол негде было сесть. Тусклая коптилка, висевшая на гвозде в дальнем от входа углу, еле освещала людей. В большинстве это были женщины, военные, немало старух с малолетними детьми. Пассажирские поезда не ходили, и все же люди стремились вырваться с разбитой станции.
В полумраке Федор Васильевич увидел молодого лейтенанта с двумя бойцами, вошедшими в зал ожидания. Все трое были с пистолетами на поясных ремнях, у всех краснели нарукавные повязки. Видимо, примелькались им лица ожидавших оказии пассажиров. Они осматривали сидевших и стоявших военных, стариков, женщин, их взгляды словно скользили по головам, ни на ком не останавливаясь. Но вот лейтенант обратил внимание на Уласова, без раздумья шагнул к нему, высоко поднял ногу, когда переступал через уснувшего на полу человека.
Федор Васильевич вынул удостоверение из нагрудного кармана гимнастерки. Лейтенант повернулся спиной к колеблющемуся пламени коптилки, посмотрев, сложил корочки документа.
— Пройдемте, — коротко, движением кисти руки указал он на дверь.
Под открытым небом было тепло, здесь легко дышалось. А люди до отказа набились в маленькое тесное помещение, когда можно ждать поезда на просторе.
— Куда направляетесь? — остановился лейтенант у кирпичной развалины, остатка сооружения.
— Домой, в Васильевку, это в районе Купянска.
— Зачем? Что за необходимость?
Федор Васильевич напрягся.
— А зачем хотят видеть свой дом, свою мать? Особенно когда ничего не знаешь о них?
— Хватит! Где были до этого?
— Строил дорогу от Старого Оскола на Ржаву.
— Ну и что? Построили?
— Да, построил…
— Ладно… — Лейтенант неожиданно улыбнулся. — Отправлю при первой возможности. Где вас искать?
— Здесь… — Федор Васильевич посмотрел вокруг себя: одни развалины, торчать одному среди битого кирпича — невелико удовольствие. — Лучше в зале ожидания.
— Задохнетесь там… Ладно, все равно отыщем.
Патруль повернул за развалины и исчез. Федор Васильевич пошел в зал ожидания.
Лейтенант сдержал свое слово. В предрассветной темноте он посадил Федора Васильевича на паровоз и наказал машинисту: «Этого человека надо подвезти…».
Ехать было холодно. Резкий ветер пронизывал гимнастерку, крошки угля срывались с водяного бака тендера, остро впивались в лицо.
Было уже светло, над бордовым горизонтом поднялось солнце, когда паровоз остановился на пустынном разъезде. Машинист выглянул из кабины.
— Приехали! Не узнаешь, служивый, свои места? Я тут всю жизнь катаюсь. Был поселок, а теперь не угадать. Умойся, а то дома за черта примут: в у́гле.
…От разбитого пристанционного поселка заросшая муравой дорога вела к близкой отсюда Васильевке. В мирные школьные годы он бегал сюда, чтобы видеть, как тупорылые самолеты заходили на посадку на летний учебный аэродром. Они проносились так низко, что можно было добросить палкой до их крыльев.
За ленивым степным перевалом обычно первым показывалось красное одноэтажное здание школы в окружении яблонь и тополей. И сейчас Федор Васильевич прежде всего отметил зеленые тополиные свечи. Возликовал: все на месте! Ускорил шаг, чтобы скорее увидеть свою улицу, а в конце ее свой дом. Когда расступились тополя, нетерпеливый взгляд Федора Васильевича не нашел красной школы. «Разбита…» Уже вблизи увидел развалившиеся стены, обугленную дверь, висевшую на черном столбе. С боязнью глянул он в сторону своей улицы: ее не было…