…Советские войска не только сорвали летнее наступление немцев, но и сами перешли в решительное наступление… Всего за месяц боев на орловском и белгородском направлениях с 5 июля по 6 августа Красная Армия нанесла противнику следующие потери: убито солдат и офицеров — 120 000, подбито и уничтожено танков — 4605, орудий — 1623, автомашин — 11 000, сбито самолетов — 2492.
За это же время наши войска захватили танков — 521, орудий разного калибра, в том числе самоходных, — 875…
Провал летнего наступления немцев и поражение немецких войск под Орлом и Белгородом говорят о том, что Красная Армия в условиях лета сумела не только закрепить, но и развить свои наступательные успехи.
Теперь окончательно рухнули надежды немцев и их прихвостней на благоприятный поворот военных действий в условиях лета…»
Карунный свернул газету, по-детски лучистым взглядом посмотрел на Бородулина, как бы говоря: «Вот какие у нас дела!»
Со стороны фронта, обдав угольной гарью, прошел поезд. Рабочие смотрели на него, как на живого свидетеля угасшей битвы. Отгудела земля под массивными колесами, затихла встревоженная степь.
— Всем вернуться к вагонам, — возвысив голос, приказал Карунный. — Скоро прибудут машины!
Оживились люди, повеселели.
— А потом, Семен Николаевич? Потом куда? — прокричал Бородулин.
— Потом… Дальше поедем, вот куда. Без дела не останемся. Может быть, ночью увезут из Терновой.
Вскоре увидели поднятую машинами седую пыль вдоль трассы.
— Ничего не забывать! — опять приказал Карунный.
Грузились быстро и легко, уверенные, что у вагонов все будет разобрано по-хозяйски.
Ехали весело. Бородулин насвистывал что-то, держась руками за борт грузовика, с интересом смотрел на незнакомые места. Столько прожил он в открытой степи, но так и не побывал у полуразбитых стен полевого стана, окруженного вишневой зарослью.
А вон блестящее блюдце пруда. Густой камыш окаймлял его. В этом пруду перед войной разводили небось желтых карасей. Кое-что должно сохраниться; было бы время, подолом рубахи наловил бы…
В штабном вагоне Карунного ожидал четкий приказ, изложенный на узком листке из блокнота: немедленно переехать на станцию Основа, что под Харьковом. Карунный тут же послал Бородулина в Терновую с требованием выделить паровоз.
Но паровоза не дали ни ночью, ни следующим днем. Каждые сутки тянулись томительно и тревожно. «Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается», — волновался Карунный. Он ходил к дежурному по станции, звонил диспетчеру, дал телефонограмму Гудкову. О строительно-восстановительном участке забыли.
Нет, оказывается, не забыли. Средь бела дня словно из-под земли появился Павловский. Он держал маленький чемоданчик, на нем был аккуратный железнодорожный китель.
Он обошел вагоны с одной стороны и с другой, постоял, размышляя, перед окном рабочего купе Карунного. К начальнику строительно-восстановительного участка поднялся приветливо улыбающимся. Поздоровались. Гость без приглашения выдвинул из-под откидного стола табуретку, едва не касаясь плечом Карунного.
— Вижу, здоровы, хорошо выглядите, — усаживался Павловский на табуретку. В легкости, с какой говорил он, в мелькнувшем ощущении вседозволенности Карунный уловил что-то новое.
Павловский достал из чемоданчика бережно сложенную бумажку, разгладил сгибы.
— Познакомьтесь, пожалуйста.
«Удостоверение…» — начал читать Карунный и задумался. Прислали уполномоченного… Неужели начальство считает, что строительно-восстановительный участок не готов к отъезду? Нужен паровоз, больше ничего. И все же, надо полагать, Гудков не случайно прислал уполномоченного: обстановка требует скорее начать работу на новом месте…
— Вы же на курсах?
— Отозвали, как видите. Специальное поручение. Я же работал здесь, вот и прислали.
— Ясно… Приступим к делу. Докладываю: хозяйство готово к переезду. Инструмент, оборудование — на своих местах, в вагонах, необходимый запас продуктов получен, вагоны осмотрены, неисправности устранены. Будете проверять?
— Нет, Семен Николаевич, я вам верю.
«Он мне верит!..» — замер над своими документами Карунный.
Павловский свернул удостоверение.
— Если все готово, то почему же вагоны еще не вытянуты на станцию? Почему вы здесь, а не в Основе?
— Не дают паровоза.
— Значит, из-за локомотива?
Павловский почувствовал, что ведет себя как беспощадный следователь. Встал с табуретки, неловко, боком, прошел по узкому купе к задвинутой двери в вагонный коридор. Деловой разговор хотелось начать снова, на других нотах, более дружеских. Как же это получилось… Постоял у двери, поглаживая сверкавшую никелированную ручку.